— Чего, мужики, кто верит, что они от разбойников через лес удрали? А? Нет, никто? Вот то-то же… — щелкнув пальцами, он повелел сослуживцу отобрать кинжал. — Ладно, раз такое дело, так и быть, сведу-ка я их к сержанту…
— Та на кой их в лагерь тащить?
— Не, ну вдруг лазутчики? А как сир говорил? Блядительность!
— Бдительность, балда! И какие с них лазутчики?! Воняют, аж дух стоит! Доходяги дорожные, пинка дать, и вся недолгая. Ты оленя тащить отлыниваешь!
Хриплый только усмехнулся и снова ткнул меня древком, командуя идти вперед. Пришлось подчиниться. На взятку нет ни денег, ни желания. Солдат просто нашел возможность пошланговать, так зачем рыпаться?
— Так и кто заблудился? — оскалилась Пегги, когда деревья начали редеть, а вдалеке замаячили стены города. — Вот, аккурат к Хребту вывела! Бери слова назад!
— Хорошо-хорошо… — близость цивилизации заставила аптекаря подобреть. — Но не раньше, чем искупаюсь и отстираюсь. Носы воротили, глядели, будто нищенка… Неужто впрямь так дурно пахну?
Гвардеец никак не препятствовал болтовне, а только насвистывал веселую мелодию. Это радует, значит никто никого подозревать не будет и отпустят сразу после «выяснения». Правда… Какого хрена гвардейцы делают в лесу? Нет, понятно, что дичь промышляют, но для кого? У лордов для этих дел ловчие имеются.
Ответ нашелся быстро, стоило выйти на опушку.
Город располагался в широкой долине промеж двух горных гряд, которые делили с ним одно имя. Рыбий Хребет — неказистое название места, через которое проходила половина торговых маршрутов. В основном, с юга везли заморские шелка и специи, пока с севера подтаскивали самоцветы и пушнину. Город был всего лишь остановкой на пути, но даже так, бабла там водилось дохренища, ибо не всем торговцам улыбалось тащиться на юга или севера, и часто они сбывали товары прямо в городе, отчего ювелирные и портные мастерские стояли на каждой улице.
И сейчас, возле этого милого городка, где так хорошо сбывать контрабандный жемчуг, появился еще один. Сотня шатров и тентов раскинулась в отдалении от каменных городских стен с явно недружелюбными намерениями. Звенела походная кузня, в стойлах фыркали боевые кони, коптил небо дым костров, хлюпала пропаханная сапогами почва. Полдюжины благородных знамен реяли в центре лагеря, словно вишенка на торте из дерьма.
Девчонки притихли, прощаясь с мечтами о купальнях и харчевнях. Все, приплыли. Хрен нам, а не город.
— Слушай, а че это у вас тут такое?
Хриплый только плюнул:
— Не твоего ума дело.
Конечно, как иначе… Чуть приотстав, я бесцеремонно залез в поясную сумку аптекаря и достал взятую с покойника монету. Серина зашипела и едва не влепила пощечину, но мне до было не до этикета.
Потертый медный «лепесток» задобрил хриплого:
— Осада, чтож еще?
— Это я вижу, а кто с кем бодается? По какому поводу?
Он ожидал еще монету, но я только развел руками.
— Ай, голь перекатная… Ладно, я не жадный. Осада тут, как и сказал. Тыж знаешь, что Живанплац тю-тю, уж как месяц знамена спустил? А этот Большежоп… Ну, лордик, что за городскими стенами прячется, он на их стороне выступал. И вот пару недель назад наш лорд, Дюфор который, к нему сына слал. Мол, давай добром уладим, проиграть ты проиграл, но госпоже новой присягнешь и позабудем былые обиды. А Большежоп что? А взял, да порубил всех. Сынка, гонца, эскорт, всех. Обида, видать, взыграла. Еще и головушки их на ворота подвесил, безумец. Вот наш лорд-то знамена и собрал, уму-разуму Большежопа учить. Понял?
— Понял.
Что нихрена не понял.
Это что получается, война не кончилась? Зря я от стюарда бежал? Не, вряд ли, скорее, это не война, а так, принуждение к миру. Даже стенобитных орудий не строят. Лагерь стоит сонный, что твой дневальный. Штурма никто не планирует, просто силой меряются, чтобы потом более выгодные условия на переговорах выбить. Обычная политика на поту и костях простолюдинов.
Хриплый довел до палатки на краю лагеря. Количество гниющих потрохов в помойной яме неподалеку подтвердило догадку, что я имею дело с отрядом фуражиров. Этакие средневековые каптеры, добывающие пропитание и прочие ништяки для остальной армии. Довольно блатная служба, пусть и презираемая остальными.
— Эй! — бородач с сержантским поясом отвлекся от разделки лошадиного бедра. — Сир тебя за оленем отсылал, а не за… Ухтыж! Вот это хлебало…
Моя физиономия опять произвела фурор.
— Атож! Бродяги, в лесу сыскались. Как тебе? Будто срака улыбнуться тужится, верно?