Шмальцберге. Семафорных башен не осталось.
— О, да. Я слышал об этом.
— Рис Риссон предает все истинно гномское. И ради благополучия всего нашего
вида вы признаете, что я должен получит Каменную Лепешку. Большинство гномов стоят
за мной.
Альбрехтсон покрутил в руках карандаш.
— Вероятно, чтобы не смотреть тебе в глаза, Ардент. Твои позиции пошатнулись.
И вся смелость твоих утверждений приведет тебя к осуждению, как только Король ступит
в Шмальцберг. Насколько я знаю Риса Риссона, он может быть милосердным.
— Я догадывался, что ты скажешь что-то подобное. Но дело сделано.
Альбрехтсон выглядел потрясенным.
— Ты действительно взял Лепешку?
Ардент на мгновение покраснел.
— Не совсем… Все на своем месте. Но мне остался последний шаг, и Рису
Риссону останется только уйти в отставку где-нибудь еще, например, в Лламедосе.
— Король был избран. А на чем зиждется твоя уверенность? Уверен ли ты, что
твои случайные попутчики останутся тебе верны? Потому что я совершенно уверен, что
многие точно нет. Да, они льстят тебе и многое обещают, но чем ближе будет подходить
поезд, и чем явственнее будет слышаться паровозный гудок, тем быстрее ты обнаружишь,
что у них есть совсем другие договоренности, а с тобой они никогда даже не думали
говорить ни о какой Каменной Лепешке. Это прямо сейчас происходит, а ты об этом
ничего не знаешь.
Это был запрещенный прием.
Ардент сказал:
— Смею тебе напомнить, что ты заперт здесь, и единственный ключ — у меня.
— Да. И из нас двоих только один потеет. Ты будешь удивлен тому, как много я
знаю. Сколько новых башен выросло обратно, как грибы после дождя? А еще я знаю, что
говорят Анк-Морпоркские гномы. Знаешь, что? Они говорят «Почему Каменная Лепешка
находится не в Анк-Морпорке? В конце-концов, в Анк-Морпорке больше гномов, чем в
Шмальцберге».
— Вы готовы допустить Каменную Лепешку в нечистое место?
173
— Разумеется, нет. Но равно ужасным я считаю и тебя на Каменной Лепешке.
Твои глубинники теряют последователей не из-за семафорных башен, и не из-за Анк-
Морпорка, а потому, что вырастают новые поколения гномов, и они задаются вопросом:
«Зачем это? Как наши родители могли быть такими тупыми?» А людей ты не сможешь
остановить так же, как нельзя остановить поезд.
Альбрехтсону сейчас было почти жаль Ардента. Ты можешь годами жить в
отрицании, но однажды оно извернется, подобно змее, и нанесет удар.
— Взгляни в глаза правде, Альбрехт Альбрехтсон. Ты будешь удивлен тому, какой
поддержкой я обладаю. Гномы должны оставаться гномами, а не бледными копиями
людей. Идти за Рисом Риссоном значит становиться д’ркза, полугномом, даже хуже того.
— Нет, это твои идеи делают гномов ничтожными, замкнутыми в самих себе. Ты
декларируешь, что любые крошечные перемены в том, что считается гномьим, — это уже
святотатство. Я помню времена, когда идиоты вроде тебя запрещали даже разговаривать с
человеком. Ты должен понять, что дело не в гномах, не в человеческой расе, и не в
троллях. Дело в людях. И поэтому чертов лорд Ветинари всегда побеждает. В Анк-
Морпорке ты можешь быть, кем хочешь, и иногда над тобой будут смеяться, а иногда —
аплодировать тебе, но чаще всего, что самое прекрасное, им просто на тебя наплевать.
Понимаешь? Гномы увидели свободу. А эту штуку не так просто забыть.
Ардент почти шипел.
— И это говорит один из самых известных традиционалистов во всех шахтах?
— А я и есть традиционалист. Но большинство наших традиций были направлены
на нашу безопасность. Вроде того, как глубинники в своих тяжелых, громоздких одеяниях
взрывают рудничный газ, чтобы нас не похоронило здесь заживо. Это правило шахты.
Оно появилось из горького опыта для определенной цели, и оно работает. Но вы и все
остальные почему-то не понимаете, что над пещерами тоже есть мир, и он другой. О, я
соблюдаю особые дни и по два раза стучу в двери, и соблюдаю все заповеди Така.
Почему? Потому что они объединяют нас так же, как объединяли семафорные башни до
того, как ты благословил бурильщиков сжечь их. Слова горят и умирают в воздухе. Это
будет наследием гномов?
Он остановился. Ардент сильно побледнел и, кажется, дрожал. Потом его глаза
сверкнули и он зарычал:
— Ты не пророк, Альбрехт, и я тоже. С поездом или без него. Он все равно сюда