будто одета в корсет, но нам, возможно, придется сражаться на крыше вагонов. Вижу, вы
улыбаетесь, мистер Губвиг. Так что, господин умник, если такое случится, я приглашаю
вас присоединиться ко мне и остальным на крыше, когда придет время. Согласны, сэр?
Там, скорее всего, будет весьма опасно.
Внутренний Мокрист приободрился, вспомнив о своем недозволенном
приключении на крыше Летуна. Он мог танцевать на поезде, прыгать, крутиться и
вертеться, потому что он понимал настроение каждой его части.
— Я хотел сделать что-то подобное с тех пор, как впервые увидел локомотив,
командор, — сказал он Ваймсу.
— Да, — ответил тот, — чего-то подобного я и опасался. Должен вас
предупредить, что мы или работаем командой, или превращаемся в набор разрозненных
трупов, — он указал на деревья, возвышающиеся по склонам глубокой расселины, через
которую они проходили. — В чертовом ущелье слишком мало места. А деревья — не
более чем густые сорняки, запомните это.
— Уверен, что мы справимся, — сказал Мокрист. — Почему бы не поднять
Детрита вместе с нами на крышу?
— Нет. На земле он хорош, но лафет из него никудышный. В любом случае,
Детрит довольно скоро превратит крышу в пол.
Командор оглядел присутствующих и резюмировал:
— Остальные знают свои позиции. Помните, мы здесь, чтобы привезти Короля
обратно. Охраняйте его! Не волнуйтесь о нас на крыше.
Когда он смог обратиться к Ваймсу так, чтобы их никто не слышал, Мокрист
спросил:
— Я знаю ритм поезда, командор, но я не боец. Почему вы выбрали меня?
— Потому что, мистер Губвиг, вы душу дьяволу продадите за возможность
сказать, что дрались на крыше поезда. А еще я видел вас в деле. Вы деретесь как ублюдок,
— хуже чем Шнобби, а он норовит укусить за колено. Я видел трупы глубинников с того
инцидента на щеботанской дороге. Вы можете сражаться только в ужасе, но правду
говорят, что трус часто становится самым лучшим бойцом.
Вообще, Мокрист старался держался от этого места подальше. Конечно, в Анк-
Морпорке тоже можно было встретить вервольфа или зомби, но в Убервальде они были
183
повсюду. Это была их земля с их правилами — включая черноленточников, странноватых
типов, которые клялись избегать искушения пить человеческую кровь… Но они все равно
оставались странными, или даже более того — пили исключительно какао и по любому
поводу маршировали с флагами и барабанами. Вполне возможно, это просто было лучше,
чем снова быть пронзенным колом на перекрестке. Здесь повсюду была видна рука
Марголотты, а Мокрист понимал, что там, где вы видите руку Марголотты, вы также
сможете найти руку Ветинари.
Но теперь воздух был пропитан опасностью. Хотя Мокрист, в сущности, был с
опасностью на короткой ноге, доминирующей его мыслью была мысль о смерти, и его
внутренний демон кричал: «Хахаха! Помни, что жизнь без опасности не стоит того, чтобы
жить!» Он всегда мужественно отстаивал это утверждение, но, честно говоря, сейчас с
куда большим удовольствием оказался бы на пляже в Щеботане, если можно —
наслаждаясь их знаменитым мороженным в тончайшем рожке, который так аппетитно
хрустит, когда его кусаешь. С клубничным вареньем. И крошками.
Мокрист стоял посреди вагона охраны, позволяя своему телу слиться с
движениями поезда. Он покачивался, когда поезд покачивался и концентрировался на том,
чтобы устоять на ногах. В конце концов, если придется драться, — думал он, — ногам
нужно осознать, что их ожидает. Ваймс полюбопытствовал, что это он делает, но когда
Мокрист попытался объяснить, только насмешливо фыркнул.
— В общем и целом, мистер Губвиг, я пытаюсь обезвредить тех, кто пытается
обезвредить меня. Это очень простой метод. Весьма нехитрый, но он всегда помогает мне
остаться в живых… он и еще понимание того, что почти у всего на свете есть пах, а почти
на каждой ноге есть ботинок.
В качестве наглядного пособия раздался звук ударяющегося о вагон камня и
металла. Словно ожидаемое сообщение.
Поезд ехал через расселину, которая только однажды пропускала вагоны, так что
Железная Герда почти касалась скалистых склонов, проходя мимо них на половине своей
скорости.
Вагон охраны оказался в осадном положении, и только позже Мокрист узнал, что
глубинники шествовали по сторонам расселины.