продолжал вращаться, и Черепаха двигалась. Новые вещи делались по-новому. Не то что
эти грэги, которые цепляются за вчерашний день; они даже до нового столетия не дошли.
Блиденн готовила отличный крысиный обед. Она расстроилась, когда увидела его
лицо, и сказала:
— Опять эти проклятые глубинники. Почему бы тебе не сказать им, чтобы они
засунули свои небылицы туда, где солнце светит26?
Блидден обычно не ругалась, и ее слова удивили Бедвира. Она же тем временем
продолжала:
— Да, они были правы кое в чем. Они сказали, что люди и тролли поглотят нас
однажды, и это правда, но только далеко не вся правда. Наши дети дружат с
человеческими детьми, а может и с парочкой троллей — и ничего, все порядке, никто не
переживает. В конце-концов, все мы просто люди.
Он вгляделся в ее лицо.
— Но нас стало меньше, мы теряем значимость.
Но Блидден категорически заявила:
— Ты старый дурак. Ты думаешь, тролли не считают, что их стало меньше?
Народы смешиваются, и это хорошо. Ты гном в больших подкованных гномьих ботинках
и всем остальным, что нужно, чтобы быть гномом. А ведь совсем недавно гномов за
пределами Убервальда было совсем немного. Ты ведь знаешь историю? Никто не отнимет
ее. И кто знает, может, тролли говорят сейчас: «О боги, мои маленькие валунчики попали
под влияние гномов!» Черепаха движется для всех, а глубинники так стремятся к расколу,
что считают, что все к этому стремятся. Подумай об этом. Я приготовила тебе прекрасную
крысу, мягкую и жирную, так почему бы не съесть ее и не выйти на солнышко? Я
понимаю, это не по-гномьи, но, по крайней мере, твоя одежда высохнет.
Когда он засмеялся, она улыбнулась в ответ:
— Что бы неправильного не происходило в мире, пусть оно и захлестывает нас,
словно мы камни в потоке, но, в конечном итоге, оно отступит. Помнишь, как твой старый
дедушка рассказывал, как он собирался сражаться с троллями в долине Кум? И ты
рассказал своему сыну о том, как вернулся из долины Кум, убедившись, что все это дело
было сплошным недоразумением. И благодаря этому нашему маленькому Бринмору не
придется сражаться, пока не найдется кто-нибудь непроходимо глупый. Откажи
подземникам. Они чудовища. Я говорила с другими женщинами, и они считают так же.
Ты гном и не перестанешь быть гномом, пока не умрешь. Но ты можешь быть умным
гномом — или глупым, вроде тех, кто поджигает семафорные башни.
Бедвир наслаждался хорошо выдержанной крысой и, как подобает хорошему мужу,
обдумывал происходящее.
Два дня спустя, возвращаясь из Обсидианца, куда он ездил за грузом свечей,
Бедвир обнаружил двух темных гномов, пытавшихся развести огонь у фундамента
26 Человек бы сказал — туда, где солнце не светит.
54
семафорной башни. Все, что у него было, — это его инструменты. Удивительно, как
полезны могут быть инструменты шахтера. Семафорщики и гоблины присоединились к
нему, чтобы потушить пожар, и им пришлось остановить Бедвира, который с помощью
пинков тяжелыми ботинками выражал свое презрение к поджигателям. И он сказал им
тогда: «Дочь моего брата, наша Бервин, работает на семафоре внизу, в Щеботане. Мы не
замечаем многих вещей, пока они не явятся к нам на порог, но теперь, кажется, я
проснулся».
Бедвир не убил бурильщиков, он просто… как бы это выразиться… отключил их.
Но когда он поспешил домой, то заметил мимоходом, что гоблины были очень… заняты.
Для людей, которые работают на семафорных башнях в глуши, без охраны, мир делится
на черное и белое, и к бурильщикам он повернулся сегодня своей черной стороной.
Железнодорожная лихорадка, и без того полыхающая, накалилась до предела, по
крайней мере, на Равнине Сто. Потенциальные инвесторы стремились получить долю в в
Гигиенической Железндорожной Компании Анк-Морпорка и Равнины Сто27. Осушались
болота, укреплялись мосты, и всюду на солнце блестели теодолиты.
Но даже при поддержке Ветинари и миллионах Гарри, дело двигалось медленно.
Каждая часть пути прокладывалась со всей тщательностью и испытывалась, прежде чем
по ней можно было пустить что бы то ни было — не говоря уже о поезде. Мокрист
ожидал, что Гарри захочет достичь цели быстро любой ценой, не заботясь о безопасности.
О да, он немало покричал, когда землемерам понадобилось больше времени, чем
планировалось, но ворчание оставалось только ворчанием. Эта картина снова и снова