— Жить будет? — Тома ломает третью ампулу. Судя по всему, перед нами — последний мужчина из этого рода. Раз мальчишка ухватился за боевое оружие. Не сдюжил, но ведь и не бросил! Упал, на боевом посту…
— Куда он денется! Чай давайте греть, и посуду… Если они, тут, все такие… — это могла бы не говорить. Сами содрогнулись, от вида тощего скелета, без следов жировой ткани. Дистрофия, она никого не красит.
— Банг-г-г! Бля…! — Варнаков таки натянул лук… аж до носа. Тетива лопнула… Его небрежно хранили?
— "Док", здесь — охренеть! — во, и мне нашлась работа! Свободной рукой подношу к свету добытую из колчана стрелу… Фотоаппарат её тоже "видит", но самому — важнее. Метровой длины оперенное древко, а наконечник… гм, мрачная такая каленая стальная спица. Похожая на конец игольчатого штыка, от русской "трехлинейки". Ёлки-палки… Он же — бронебойный! Лук, лишенный тетивы, выгнуло в обратную сторону… По позвоночнику струится холодок… Хорошо, что мальчик был голодный. Просто чудо, как Томе повезло! Такие стрелы и такие луки… в сильных и умелых руках… Да-с! Лучшие луки Северной Евразии — отсюда. Стрела, из их современной реконструкции — летит на 500 метров. Со 150 метров — насквозь пробивает оленя. С 200 метров — человека без доспехов. С 50 метров — панцирный доспех, толщиной 3 миллиметра. Остатки былого величия. Делать такое оружие тунгусы больше не могут (железо покупное, материалы редкие и дорогие), зато, оно у них ещё есть. Не хотелось бы столкнуться…
— Хатар ох! — клиент очнулся. Шарит рукой. Ищет лук… Вполне понятно — папа вернется и настучит по попе а-та-та… Почему взял оружие без спросу? Подросток, он везде подросток. Даже на настоящей войне…
— Держи, богатырь! — у Тамары сыновья-погодки, остались… там… Мальчишескую психологию она понимает с полунамека. Лишенное тетивы, чудо тунгусской военной техники, легло под костлявую ладонь. Нащупал. Схватил, улыбнулся, открыл глаза… Вспомнил всё. Дернулся, скосил глаза… Не поверил. Боевой лук не отнят, сам не связан. Бабушка сидит рядом. Тогда, кто эти люди? И люди ли они? Обмяк. Обморок…
Сдается мне, шаманка — талантливая симулянтка. Специальность обязывает… Даже малого удивления не показывает (что ей, какие-то пришлые духи, гости "с нижней стороны земли"?). Реально, не боится. А чего боятся? "Другой люди — ходи, подарки приноси, о делах говори". Флегматичные такие духи… Мал-мала знающие таежный этикет. Подземный дух-людоед, говорите? Сосед? Значит, теперь будем с ним жить, по-соседски. Здравый смысл первобытного человека думать о чудесах не дает. Если вещь есть — она уже не чудо. Как мы. Откуда-то вылезла прятавшаяся и молчавшая собака. В до того мертвых и пустых с виду шалашах слышны тихие голоса. Заметно шевеление… А мужчин таки нет. Ни одного человека. Видимо, погибли все… Отец юного героя — тоже. Обидно… Бабка открывает сначала второй зажмуренный глаз, а затем — беззубый рот.
Боотур? — вопрос адресован всем. Назвать мальчишку (!) чином воина среднего звена, в первобытном племени — высокая честь. Хе… Каждое четвертое русское слово имеет греческие корни, каждое пятое — монгольские. Как-нибудь разберемся… Потом. Сначала — ритуальное действо. Одно, у всех народов мира.
— Мальчики! Испугайте нас, горячим чаем! — ого! Пока мы возились — закипел разборный котел-печка, что тащили для кипячения воды. Ручеек — рядом, дров — груды. Времени никто не терял. Лихо управились…
— Сколько сахара класть? — ну, громко сказано, "сахар". Горьковатые леденцы, из закристаллизованной патоки, пополам с отваром листьев дикой смородины. Однако — сладкие. Глюкозу и сахарозу содержат.
— Как себе! — бабка пучит глаза… персонаж из японского "аниме". Детинушка, из коего можно сделать двух, таких как Тамара, бегом тащит к нам курящиеся паром алюминиевые кружки. По три в каждой руке… Мозоли позволяют, хе… Не обжигается. И это, по приказу женщины? Кружки с приторно сладким варевом получают все. Варнаков подпирает коленом спину парнишки. Как он только ногами ходил, доходяга? Для старухи, что б она не обожглась, оборачивает горячий металл кружки своим (грязным) носовым платком.
— М-м-м-м! — вот теперь бабушка удивилась по настоящему. Тут, всё же — не матриархат. Далеко не… Но, пьет… Смакуя каждый маленький глоток, прихлебывает. Пытается понять… Все пьем. Я, Тамара, Елена, старшина и пацаненок. Он потешно елозит рукой по донцу невиданного сосуда. Горячо, а бросить нельзя… Может — это важный обычай пришельцев? Тома сует ему, в дрожащую от усилий ладонь, использованную медицинскую салфетку. Тот благодарно мигает… Черт, ведь оба смертельно голодные! А как себя ведут…