Целители видели очень многое в жизни, но к такому привыкнуть нельзя. Нельзя привыкнуть к горю и смерти. Нельзя привыкнуть к счастью в глазах ребенка. Нельзя привыкнуть к слезам радости. Просто потому, что целитель должен уметь сопереживать пациенту. Не жалеть, а сопереживать. И потому целители и медиведьмы искренне радовались тому, что здесь и сейчас никто не умрет. И счастью в глазах девочки. И искренней улыбке ее мамы. Лежащие сейчас рядышком, они были так похожи друг на друга — выражением глаз, улыбками, даже внешне…
Андромеда тоже была счастлива, глядя на дочку и внучку. Ее дочь показала огромную силу духа, показала, что «дочь» — это не просто слова, а вся ее душа. Скоро, совсем скоро она заберет детей домой, и гори огнем этот Хогвартс. Ничего, будет домашнее обучение, не они первые. Зато безопасно, и никакой Филч… Мысленно она вернулась в школу. МакГонагал поначалу даже не поняла, что натворила, но после того, как ее просветили, побив о стены кошачью тушку и подвесив за хвост к потолку, она начала что-то понимать. Теперь Минерва просто заместитель директора. Трансфигурацию будет преподавать кто-нибудь другой, как и деканить. Дамблдор сильно сдал за последние дни, принимая случившееся как личную беду. Постарел будто лет на пятьдесят. Филч же «отдыхает» в Азкабане, пугая дементоров — чем-то фамильным его Нимфа в ярости приложила, тетушка бы оценила.
— Ты диагностику накладывал?
— Да…
— И промолчал?
— Гиппократ, давай ты? Я не могу погасить этот свет…
— Сволочь ты…
— Сволочь я…
Так бывает, когда кажется, что все самое плохое закончилось, все позади, и теперь будет только счастье. В самый яркий момент осознания счастья что-то происходит вдруг. Что-то такое, от чего слезы вновь капают вниз, что-то страшное…
Деловитая работа реанимации, остановка сердца у ребенка десяти лет. Девочку запустили каким-то чудом и доставили. Теперь доктора работают на «стабилизацию». Спокойствие в глазах специалистов, уверенные руки. Остальное будет потом, потом будут дрожащие пальцы и десятки сигарет, возможно, даже алкоголь для отца, чуть не потерявшего своего ребенка. А сейчас никто не заподозрит в этом спокойном «работаем» тщательно задавленную истерику. Она будет потом… Давай же, давай, живи! И широко распахнутые глаза. И первое слово, сорвавшееся с губ: «Папочка…»*
— Давай попробуем сесть.
Реабилитация после комы — дело непростое. Конечно, есть магия, и она помогает, но ничего не бывает по щелчку пальцев, реабилитация остается тяжелым трудом целителей и пациента. Научиться сидеть, потом кушать. Удержать в слабых еще пальчиках ложку. Время вилки и ножа придет потом, пока — ложка. Проверка рефлексов, состояния — и следующий шаг.
Нимфадора видела, что ей что-то не договаривают и начала беспокоиться.
— Мамочка, я ножек не чувствую.
Нимфадора поняла — вот оно. То, чем придется заплатить за жизнь доченьки. То, что не смог сказать ей целитель. И заполошный вызов целителя Сметвика. И полные надежды глаза. Но сначала подавить панику, убрать слезки страха из этих родных глазок. Все будет хорошо, потому что иначе просто не может быть.
— Дора, ты знаешь выражение «ноги отнялись от страха»?
— Конечно, а как это связано?
— Это у нее в голове, понимаешь? Она не чувствует ног, потому что очень испугалась.
— И что теперь? Это навсегда?
— Не обязательно. Будет гимнастика, будем стараться напомнить организму, что у него есть ноги. Время лечит.
— Доченька…
— И еще… Она психологически стала младше, мы это называем «откатом». Просто учитывай, что сейчас с ней нельзя, как со взрослой…
Скольких сломало такое известие, сколько семей разрушило… Сколько детей стали безучастными куклами от крушения всех надежд, сколько продолжили борьбу? Только тот, кто пережил, да медицинский персонал может дать ответ на этот вопрос. Выдержит ли Гарриэт, не сломается ли Нимфадора? Сколько всего свалилось на эту маленькую девочку, за что? Этот вопрос задают абсолютно все родители: «за что это малышу?»
…Я умерла в школе, но рядом был папа, и он вернул меня обратно. Когда я открыла глаза, то увидела святых ангелов, и там был папа. Мой папа — ангел, и он не даст мне умереть, просто не разрешит. Старушка с косой не придет ко мне, потому что есть папа. А потом оказалось, что я не могу ходить больше, наверное, косой задела злая старушка. Но папа сказал, что мы справимся, и все будет хорошо. И стало так, как он сказал. **
— Доченька, ты сильно испугалась, и твоя головка забыла, что у нее есть ножки.
— Совсем-совсем?
— Ну, наверное, нет. Мы будем исправлять и напоминать головке, да?
— А как я сейчас ходить буду?
— А для сейчас у нас есть красивое кресло, смотри какое, ни у кого такого нет! Оно будет ездить, куда ты захочешь.
— Значит, я уродка теперь?
— Забудь это слово, доченька, ты — особенная.
Хромированное кресло с большими колесами, или электрическое с маленькими — так ли важно, какое оно? Это кресло — символ катастрофы для мам и пап. А вот для детей все иначе. Для кого-то это страшное кресло и повод возненавидеть себя. Для кого-то — ощущение себя особенной. Но главное… Главное, чтобы ребенок знал и чувствовал — ничего не случилось, его по-прежнему любят. Всем сердцем. И кресло — это просто то, что делает его особенным, еще более необыкновенным.
Первое кресло в семье — это катастрофа, это слезы, которые ни в коем случае нельзя показать ребенку. Усадить, показать, поиграть с ребенком, чтобы она почувствовала, что ничего-ничего не изменилось и это классно — когда ветер в лицо. Ну и что, что ножки не ходят, мы со всем справимся. Обязательно. Только живи, доченька.
Волшебное кресло отличалось от маггловского аналога — оно не ездило, а летало, как метла, но медленно и невысоко. Чтобы глаза были на том же уровне, где были бы, если бы девочка стояла. Это очень мудрое изобретение, сделанное специально для девочки производителем метел.
О том, что на девочку в Хогвартсе напал завхоз и она больше не ходит, знало все магическое сообщество. Спасибо, что без особых подробностей. Зато были пожертвования девочке, кресло вот такое, особенное. Ее узнавали, и люди улыбались девочке, подбадривая. И девочка не видела брезгливости или жадного интереса в глазах людей — только доброту и поддержку. И она улыбалась в ответ. Гарриэт двигалась с мамой по больнице, оглядываясь по сторонам. Она доверилась целителям и маме, поверив, что они справятся. Обязательно, ведь это же мама.
Сегодня целитель сказал, что скоро можно будет домой. Неунывающая Гарриэт уже научилась сама пересаживаться с кроватки на кресло и обратно. Самой большой проблемой был туалет, но для нее сделали специальные приспособления, чтобы было удобно пересаживаться, хотя и кресло могло становиться эдаким унитазом. Магия решает кучу проблем, для которых у магглов существует множество специальных приспособлений.
Кресло ничуть не изменило отношений в семье, дедушка и бабушка принимали девочку такой, какая она есть. И массаж, и упражнения делали с ней с удовольствием, поддерживая девочку улыбкой и доброй сказкой. И Гарриэт не чувствовала себя «неправильной».
В жизни каждого особенного ребенка есть одна страшная веха — принятие себя таким, какой ты есть. Это тяжелая работа родителей, врачей, психологов — научить ребенка тому, что он просто особенный, не «урод», не «неполноценный». Потому что депрессия для такого ребенка — это смерть. Поэтому ребенку важно знать, что его любят, несмотря ни на что. И что став особенным, он не стал от этого хуже. Просто вот такой.
Кресло мягко скользило, повторяя неровности местности, Гарриэт держала улыбающуюся маму за руку и что-то рассказывала, радуясь солнышку и глубокому голубому небу. Ведь у них все хорошо.