— Пойду повешу форму в свой шкафчик. Встретимся у главного входа, хорошо, Эрин?
— Ага, давай минуты через три.
В коридоре они разошлись, каждая из девушек несла вешалку со свитером и юбкой красного цвета. Возле камеры хранения на первом этаже в тускло освещенном коридоре никого не было, тишина царила за запертыми дверями классов. Вечером школа жила совсем другой, отличной от дневной, жизнью. Челси слышала даже щелчки замка, когда набирала шифр. Дверца шкафчика, открываясь, загремела на весь коридор. Челси достала сумочку, вынув помаду, подкрасила губы и, накинув тонкий ремешок на плечо, направилась к выходу. Она шла мимо длинных рядов, где были ячейки старшеклассников, когда из темноты кто-то окликнул ее:
— Эй, Челси, это ты?
Она остановилась вглядываясь.
— Кент?
Он стоял у своего открытого шкафчика, в зеленой ветровке, джинсах и перевернутой задом наперед бейсболке.
— Привет! — Челси была приятно удивлена встречей. — Ты сегодня показал высший класс игры.
— Спасибо.
— Понятно, почему тебя сразу поставили нападающим.
— У меня в Техасе был хороший тренер.
— Ну… думаю, дело не только в этом. Мой папа всегда говорит: «Можно научить играть, но нельзя привить талант». — Она оперлась плечом о дверцу, заметив, как Кент смутился от комплимента. — Эй, тут нечего стыдиться.
— Я не стыжусь. Просто… — Он пожал плечами, и вместе с Челси рассмеялся. — Я время от времени поглядывал на край поля, и видел, как вы нас поддерживали, и думал: «А эту девочку я знаю, это Челси». Как хорошо, что ты там была.
Наступила тишина, они поглядывали друг на друга, стесняясь того чувства, что начинало зарождаться между ними.
— Ты, наверное, всегда возвращаешься домой с подружками?
— Иногда. А бывает, я сама веду машину, но сегодня ее забрал Робби. А ты?
— Мама приезжала посмотреть игру и не стала дожидаться, пока я приму душ и соберусь. Я могу позвонить домой, чтобы она за мной приехала. И Пицца предлагал подбросить меня.
— А-а. — Челси принялась задумчиво скрести ногтем по замку.
Кент запер свой шкафчик, но ни он, ни Челси не торопились покидать полутемный коридор.
— А ты далеко живешь? — спросил Аренс.
— Около двух миль отсюда.
— В ту сторону. — Он указал направление, вспомнив, что говорила однажды Челси.
— Да, туда.
Кент повернулся и, стоя напротив Челси, сунул руки в карманы ветровки.
— Давай, я тебя провожу, — предложил он.
— Тебе придется очень долго потом возвращаться домой.
— Ну и что, погода чудесная.
— Ты Серьезно?
Он пожал плечами и улыбнулся:
— Это полезно для здоровья.
Из-за угла, насвистывая, появилась Эрин.
— Вот ты где, Челси! Чего это ты здесь застряла…а!
— Я просто разговаривала с Кентом.
— Привет, Кент.
— Привет, Эрин.
— Ну что, ты идешь, Челси?
— Нет, ты возвращайся сама. Меня проводит Кент. Тень ревности скользнула по лицу подруги, Эрин поджала губы.
— Значит, ты не собираешься идти с нами в Макдоналдс?
— В следующий раз, хорошо?
Эрин явно не радовало, что ее подруге так повезло. Когда молчание слишком затянулось, она промямлила:
— Ну ладно, тогда… это… ты позвони мне завтра, хорошо, Челе?
— Конечно.
— Ну что ж, тогда пока.
— Пока, — хором ответили Челси и Кент. Когда шаги подруги затихли, Челси сказала:
— Ты ей нравишься.
— Она ничего, — ответил Кент, — но не в моем вкусе. Они шли рядом, не спеша. Время словно остановилось, и им предстояло открыть друг в друге еще так много нового.
— Да? А кто в твоем вкусе?
— Я еще не решил. Когда решу, то сообщу тебе.
Пустые школьные коридоры, непривычную тишину которых нарушал только шорох их шагов, казалось, оберегали уединенность Кента и Челси. Открыв тяжелую входную дверь, он пропустил ее вперед. Несколько автомобилей покидали стоянку, и из одного кто-то посигналил им и помахал из окошка. Фонари на футбольном поле были уже погашены, но те, что у входа, горели, мигающими пятнами освещая школьную территорию. Серп луны заливал кремовым светом все вокруг, превращая тротуары в ленты бежевого шелка, отчего еще гуще казались тени под деревьями на противоположном конце улицы. Где-то далеко залаяла собака. Парень и девушка шли медленно, то выходя на свет, то снова скрываясь в тени, находя все новые темы для беседы и чувствуя, что дружба между ними перерастает в нечто большее.
— Ты не скучаешь по Техасу? — спросила Челси.
— Я скучаю по друзьям, особенно мне не хватает моего лучшего друга, Грея Бодри.
— Грей Бодри. У южан такие романтичные имена, правда?
— Грей Ричард Бодри. Я звал его «Рич», такая игра слов, потому что он на самом деле очень богат. Грей он по матери, а ее семья занималась нефтяным бизнесом. Ты бы видела их дом. Бассейн, отдельные коттеджи для гостей… всякие технические сооружения.
Богач — (англ.).
— А ты бы хотел когда-нибудь стать богатым?
— Не знаю. Не плохо бы. А ты?
— По-моему, лучше быть счастливой.
— Ну конечно! Если человек несчастен, то и большие деньги не помогут.
Потом они говорили о том, насколько богаты и счастливы их родители. Кент был уверен, что его мать счастлива, только когда добивается всего своими силами, и что теперь их новый дом — ее главное достижение и предмет гордости. Челси ответила, что ее родители так же относятся ко всему, и раз она всегда получала, что хотела, то и они, должно быть, зарабатывают достаточно. И она никогда не сомневалась, что они счастливы вместе. Кент считал странным, что его мать, будучи одинокой, тем не менее, абсолютно счастлива. Да, забавно, что люди такие разные, сказала Челси, потому что ее папа и мама не смогли бы быть счастливы друг без друга.
Кент резко переменил тему разговора.
— А как Пицца получил свою кличку?
— Он тебе не рассказывал?
— Нет, сам он все еще стесняется признаться.
— Это известная история. В последний день занятий два года назад он позвонил в кафе «Домино» и от имени моего отца заказал семь больших порций пиццы, которые и доставили к нам домой.
— И твой отец за них заплатил?
— А что еще ему оставалось делать?
— Да уж, в это трудно поверить. — Оба рассмеялись. — Надо быть очень уравновешенным человеком, чтобы вынести такое. Он даже и не пытался выяснить, кто проделал с ним такую шутку?
— Да он сразу догадался. Роланда до этого поймали, когда он разъезжал по пешеходным дорожкам, и арестовали. Папа был уверен, что это его проделки. Так что в прошлом году, как только у нас в столовой подавали пиц-Цу, отец подходил к его столу, — ну, знаешь, как он это делает, — становился у него за спиной и спрашивал: «Как тебе сегодня пицца, Роланд?» А потом произошла очень странная вещь — Роланд вдруг проникся таким уважением к моему отцу, что этим летом даже работал для школы — подстригал лужайки, занимался ремонтом. Папа помог ему получить эту работу.
Они немного помолчали, а потом Кент спросил:
— Можно, я скажу тебе кое-что?
— Что?
— Я завидую тебе, что у тебя такой отец. Наверное, у меня была кислая физиономия, когда ты спросила о моем отце, но потом я видел, как мистер Гард… то есть твой папа, подходит к тебе в столовой, говорит «привет», и ты забегаешь к нему в кабинет, и вообще, видно, что он любит детей. Я думаю, он в порядке.
— Спасибо, — польщенная, ответила Челси, — я тоже так считаю.
Они дошли до угла, и она сказала:
— А вот и наша улица. Мой дом — четвертый слева.
Кент и Челси замедлили шаг. Аренс держал руки в задних карманах джинсов, так что иногда его локоть касался локтя Челси. Они медленно шли к дому, почти невидимые в синей тени от деревьев.
Уже почти у подъездной дорожки Кент спросил:
— Скажи, ты с кем-нибудь встречаешься?
— Нет.
Он искоса взглянул на нее, потом отвел взгляд и произнес:
— Это хорошо.
— А ты? Какая-нибудь девушка в Техасе, которой ты пишешь письма?
— Нет. Никого.
— Это хорошо, — теперь сказала Челси, чувствуя, как ей повезло.
Они пошли по дорожке. Закрытые двери гаража не позволяли пройти в дом таким путем, поэтому она направилась к главному входу, где остановилась на нижней ступеньке бетонного крыльца. Повернувшись, посмотрела на Кента.