— Я люблю вас, — прижавшись лицом к щекам детей, сказала Клэр.
Они оба ответили:
— Мы тоже тебя любим.
— И ваш папа вас любит. Не забывайте об этом. Что бы ни случилось, он любит вас и никогда не хотел причинить вам боль.
— Мы знаем, — сказал Робби.
— Ну, тогда хорошо… — Она мягко отстранила их. — Сегодня был ужасный день, мы все устали. Думаю, нам пора спать.
Через пятнадцать минут, смыв макияж и надев ночную рубашку, Клэр уже лежала в их с Томом постели и вытирала слезы, катящиеся из уголков глаз. Она скучала по нему. Господи, как же она по нему скучала. И проклинала его за то, что это он превратил ее в упрямую, мстительную женщину, которая должна была доказывать, что проживет без него. Он утверждал, что между ним и Моникой Аренс ничего нет, но тогда почему Руфь видела их вместе? Почему его голос звучал так эмоционально, когда он разговаривал с Моникой по телефону? Было так обидно, что после всех этих лет безграничного доверия она не могла больше ему доверять. И еще больнее было представлять его в постели с другой женщиной.
Но такие картины все продолжали рисоваться в ее воображении. Каждую ночь она безуспешно пыталась прогнать их, лежа в кровати, где они с Томом были близки, и где простыни до сих пор хранили его запах, а на наволочке еще можно было увидеть морщинки от его головы. Даже если бы она дожила до ста лет, то все равно не привыкла бы к пустоте на той половине кровати, где раньше чувствовалось его тепло и дыхание.
Иногда приходили другие мысли, хотя Клэр вовсе не собиралась сводить счеты. Ну ладно, Том Гарднер, может, у тебя и есть любовница, но не думай, что только ты все еще остался притягательным для противоположного пола. Мне стоит лишь щелкнуть пальцами, и Джон Хэнделъмэн окажется рядом, в этой самой кровати!
После она испытывала чувство вины, как будто это не было пустой угрозой и она на самом деле собиралась изменить Тому. Один из них должен был сохранять верность, ради детей, и если Том поступал иначе, то она так не могла. В конце концов, у детей должен быть пример для подражания, и она разочаровалась в муже частично из-за того, что он потерял уважение в их глазах.
Утром у нее опять будут красные глаза… это тоже из-за него, будь он проклят… и за то, что вынуждает ее обходиться без мужа… и за то, что сделал ее предметом сплетен в школе… и предметом ухаживаний Джона… С мыслью о том, как ей не хватает рядом Гарднера, она свернулась калачиком и уснула.
На следующий день, в ту же секунду, как Кент Аренс вошел в класс, она поняла, что он уже слышал об их с Томом разъезде. Парень всегда как бы следил за ней издалека. Сегодня в его взгляде появилась серьезность и напряженность, которую она чувствовала, даже повернувшись спиной. Надо было ей позволить Тому перевести Кента, когда он это предложил. Очень трудно оставаться объективной, не говоря уже о дружелюбии, с незаконным сыном твоего мужа. Ей не удавалось скрыть свою нелюбовь. Она никогда не вызывала его, не останавливалась на нем взглядом, не здоровалась, когда он проходил мимо. Встречаясь глазами, они не улыбались друг другу. Клэр понимала, что ужасно так обращаться с учеником, но его работы оставались образцово-показательными, оценки — отличными, поэтому она прощала себя за такое поведение.
В этот вторник, когда закончился пятый урок и все ученики вышли, Кент остался сидеть на своем месте. Клэр притворилась, что не замечает его, и продолжала складывать бумаги и проверять свою тетрадь с планами уроков, но его присутствие мешало ей. Наконец Кент поднялся и стал прямо напротив ее стола.
— Я слышал о вас и мистере Гарднере, — сказал он. Клэр посмотрела на него пустыми глазами.
— Правда?
Парень держался свободно. На нем были джинсы и светло-желтый пуловер, и он был чертовски похож на Тома.
— Думаю, это случилось из-за меня.
Ее сердце оттаяло под его открытым взглядом, признающим свою вину там, где ее не было.
— Нет, конечно нет.
— Тогда почему вы ведете себя так, словно меня здесь нет?
Клэр покраснела.
— Извини, Кент. Я делала это неосознанно.
— Думаю, осознанно, чтобы наказать меня за то, что я учусь в этой школе.
Она ощутила укол совести так, словно физический удар, и ухватилась за кресло. Внутри нее все дрожало, Клэр не хватало воздуха.
— Ты так похож на него, — прошептала она.
— Правда? Не знал.
— Он точно так же обратился бы ко мне, окажись в такой ситуации. Это заслуживает восхищения.
— Тогда почему вы его оставили?
— Кент, я считаю, что это не твое дело.
— Если не мое, то чье же тогда? Этого бы не случилось, если бы я не переехал сюда. Я прав?
Они встретились взглядами на несколько секунд, прежде чем она мягко согласилась:
— Да, прав.
— Значит, если вы наказываете не меня, то кого же? Его? Потому что тогда вы должны знать, что ваши дети тоже страдают. Я не вижу в этом никакого смысла. Я вырос без отца и знаю, что это такое. У ваших детей есть отец, но вы его у них отбираете. Простите, миссис Гарднер, но я не считаю, что вы поступаете правильно. Челси когда-то говорила мне, как она его любит, и вчера в раздевалке все видели, как переживает Робби. Он даже не повел команду на тренировку.
— Вчера вечером я беседовала с детьми. Думаю, они понимают, почему я оставила Тома.
— Вы считаете, что он встречается с моей матерью, или что? Потому что я спросил ее, и она это отрицает. Почему вы не спросите своего мужа?
Клэр была так поражена, что не находила слов. С чего это она вдруг взялась обсуждать интимные подробности своего брака с одним из своих учеников?
— Думаю, ты переходишь все границы, Кент.
Он застыл, потом отстранился, мгновенно превратившись в саму вежливость.
— Что ж, тогда я приношу свои извинения и ухожу.
Повернувшись на каблуках, Кент направился к двери, почти по-военному чеканя шаг и держась с такой уверенностью, словно ему было не семнадцать лет. Неужели он не боялся возмездия? Обычный старшеклассник счел бы безрассудным так разговаривать с учительницей. Самое удивительное было, что он говорил с ней уважительно, с тем же самым уважением, что проявляли друг к другу они с Томом, когда спорили о чем-то. Глядя, как спина Кента исчезла за дверью, Клэр и сама испытывала невольное уважение.
К концу недели слухи разрослись, просочились еще некоторые детали, и теперь все в Хамфри знали, что Кент Аренс — незаконный сын их директора. На Кента глазели. Робби и Челси донимали расспросами. Клэр часто замечала, как при ее появлении наступала внезапная тишина.
Том беседовал с Линн Роксбери, которая посоветовала ему не обращать внимания на то, что думали другие, ему надо было наладить отношения с сыном на какой-то конкретной основе. Том отправил записку в класс, где у Кента проходил первый урок, и на этот раз парень явился к нему в кабинет через пять минут. Оставшись наедине, они разглядывали друг друга, все еще привыкая к мысли, что они — отец и сын. Эти минуты стали для них еще дороже, поскольку сейчас им не мешали никакие сложности и таинственность предыдущих встреч. Они могли изучать друг друга, встречаясь глазами, и не испытывать шок при мысли о том, как они похожи.
— Нас на самом деле почти не отличишь, верно? — спросил Том.
Кент почти незаметно кивнул. Он все еще рассматривал отца, который обошел вокруг стола и теперь стоял в четырех футах от сына. Пространство между ними было пронизано флюидами ожидания чего-то чудесного.
— Теперь все в школе об этом знают, — проговорил Кент.
— Тебя это беспокоит?
— Вначале — да, беспокоило. А сейчас, я не знаю. Я… ну, вроде как горжусь этим.
Сердце Тома подпрыгнуло от удивления.
— Мне бы хотелось, чтобы ты когда-нибудь увидел мои фотографии, когда я был в твоем возрасте.
Кент ответил:
— Мне бы тоже хотелось.
Снова наступила тишина, они обдумывали, как можно вернуть упущенное время и создать в будущем настоящие отношения между отцом и сыном.
Том сказал:
— Мой отец хотел бы познакомиться с тобой.
— Я… — Кенту сжало горло. — Я бы тоже хотел.