— Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь, ну, не знаю, делать что-нибудь вместе? Не совсем как братья, но…
— А ты бы хотел?
— Может быть. — И после паузы: — Да, конечно, хотел бы. Но твоей маме это бы не понравилось.
— Маме бы пришлось к этому привыкнуть.
— И твоей сестре уж, конечно бы, не понравилось.
— Слушай, когда она с тобой только познакомилась, ты ей очень понравился. Не знаю, что произошло, но до этого она считала тебя самым лучшим парнем.
— Я скажу тебе, что произошло. Однажды вечером я ее поцеловал. Вот что.
— Ты ее поцеловал! Кент развел руками.
— Ну я же не знал, что мы родственники! Как я мог такое себе представить! Она мне нравилась. Она хорошенькая, и умная, и дружелюбная. Нам было хорошо вместе, и однажды я провожал ее после матча и поцеловал. Как раз после этого мы узнали, кем друг другу приходимся, и с тех пор, стоит нам встретиться в коридоре, так мы даже посмотреть друг на друга не можем, не то что остановиться и поговорить. Просто разбегаемся в разные стороны, и все. Ну, даже не знаю…
Он мрачно уставился на свое правое колено. Робби сидел с открытым ртом, потом испуганным шепотом повторил:
— Ты ее поцеловал. Боже.
— Да, — повторил Кент, словно сам не мог поверить, что сделал такую глупость.
Через секунду Робби пришел в себя и спросил:
— И это все?
— Что значит «все»? Этого достаточно!
— Ну, если это все, что ты сделал, то это же было просто искреннее заблуждение, верно?
— Конечно, но я с тех пор до смерти боюсь с ней заговорить. Какой же извращенец станет целоваться со своей сестрой?
— Ну перестань, ты не извращенец.
— Нет, но я чувствую себя таким дураком. Дело еще в том, что она мне действительно понравилась. Я имею в виду не просто как девушка, а как настоящий друг. Мы разговаривали обо всяких важных вещах, и я думал, как здорово переехать в другой город и сразу найти такого друга. Ты можешь не поверить, но мы говорили и о твоем отце. О нашем отце, так я должен сказать. Я однажды признался Челси, что завидую ей, что у нее такой отец, как мистер Гарднер. Ирония судьбы, правда?
Оба хмыкнули, пытаясь собрать воедино ту мозаику, на которую рассыпалась сейчас их жизнь. Потом Робби сказал:
— Как ты насчет того, чтобы пойти к нам домой? Кент отшатнулся.
— Не-ет. Ни за что.
— Подожди, ты не понял. — Робби принялся его убеждать. — Я должен рассказать тебе кое-что о Челси. Она была просто убита, когда папа переехал, и начала вести себя так, что это меня даже пугает. Она почти не видится больше с Эрин, а вместо нее сдружилась с этой наглой Мэрили, и носит какие-то немыслимые шмотки, и вообще она связалась с полными дегенератами. Вчера вечером, например, смылась на дискотеку с Дрейком Эмерсоном.
— С Дрейком Эмерсоном! Ты имеешь в виду того тупицу, увешанного «молниями»?
— Да, его. И она даже не спросила разрешения, просто сбежала, одевшись весьма смело, и не появлялась до поздней ночи. Да еще и выпивала там. Ма, конечно, рассвирепела. Я слышал крики даже за закрытой дверью. Во всяком случае, как ты думаешь… ох, черт, даже не знаю… наверное, это все глупо, но ты Челси тоже нравился, и может быть, если бы ты пришел и поговорил с ней, сказал, что снова хочешь стать ее другом… может, если мы, все трое, вроде как объединимся, то справимся со всей этой путаницей.
— Если я приду к вам и ваша мама об этом узнает, то мы ничего не исправим. Все станет только еще хуже.
— Она сегодня на собраниях. И не узнает. Не думаю, что Челси ей расскажет. Она вроде как… — Робби не знал, как объяснить свои мысли, поэтому выдохнул воздух и помрачнел. — Ладно, признаюсь. Я боюсь. Она так изменилась с тех пор, как папа с мамой расстались. Думаю, она тоже боится, и у нее это так проявляется. Эй, я совсем не понимаю девчонок, должен тебе сказать. Но я вот еще о чем думал последние пару недель. О нас, обо всех троих — о тебе, обо мне, и Челси — и как все дальше сложится. Ну вот у нас один отец — так? И что, мы теперь до конца жизни будем притворяться, что никем друг другу не приходимся? Или признаем это и решим, что все к лучшему? Я задавал себе такой вопрос. И еще я думал — а как же мы? Почему делается только то, что хочет мама? А как же то, чего хочу я? Или Челси? Или отец? Потому что я уверен — он хочет, чтобы мы снова стали одной семьей, но он чувствует свою вину и страх, и поэтому неправильно себя ведет. И я не знаю, чего хочешь ты, но если ты собираешься узнать нас получше, то, может, начнем сегодня, и с Челси. Что скажешь?
Кент не знал, что ответить. Он сидел, сложив руки на коленях, удивленный тем, что разговор принял такой оборот.
— Ты думаешь, Челси станет со мной разговаривать?
— А почему нет? Если тебя так терзало то, что ты ее поцеловал, то, может, она тоже мучилась из-за этого, и тогда она будет рада все выяснить.
— Ты уверен, что твоя мама не вернется сейчас домой?
— В ближайшие полтора часа — не вернется. Собрания заканчиваются в шесть, а папа очень строго приказывает всем учителям оставаться до самого конца.
— А он сам не явится?
— Не, он остается в школе до закрытия. И кроме того, я же тебе говорил, он теперь редко приходит.
Кент подумал еще пять секунд, а потом перекинул свои длинные ноги через скамейку.
— Пошли.
Парни заперли шкафчики и вместе вышли из раздевалки.
У Кента наконец появилась своя собственная машина. Он приехал вслед за Робби, припарковался в начале дорожки и пошел к дому.
— Вот уж старушка Челе будет удивлена, — сказал Робби, с улыбкой пропуская Кента. Внизу Челси не было, поэтому со словами: — Пошли, — Робби повел сводного брата по лестнице. Он постучал в двери ее спальни, и Челси выкрикнула:
— Ну что еще?
— Можно мне открыть дверь?
— Чего тебе надо?
— Тут кое-кто пришел, кто хочет с тобой поговорить. Можно?
— Мне все равно! Открывай!
Он повернул ручку, толкнул дверь, и та сама открылась. В комнате была идеальная чистота. Челси сидела на полу, сворачивая вещи и складывая носки на аккуратно застеленной кровати. Ее волосы, вымытые и еще влажные, спадали натуральными локонами, на ней был большой синий спортивный костюм и толстые белые носки на ногах. И никакой косметики на лице.
— Ну, и кого же это ты притащил? — ехидно поинтересовалась она.
Робби отошел, и Кент занял его место в дверях.
— Меня.
Челси остолбенела, продолжая держать пару носков. Ее лицо окаменело от ужаса, потом вспыхнуло.
— Ты-то что здесь делаешь?
Кент стоял в дверях, чувствуя себя полным идиотом, но стараясь изо всех сил это скрыть. Челси видела перед собой парня, который спокойно держался и которого вовсе не смущал тот факт, что он заявился к ней в спальню. Робби тем временем незаметно отошел и скрылся за своей собственной дверью.
— Я слышал, тебя наказали, — проговорил Кент.
— Да. За выпивку и позднее возвращение домой.
— Непохоже, что так поступила именно ты.
— Тем не менее.
Высокомерно подняв брови, она свернула пару носков и положила их на кровать.
— Робби говорит, что таким образом ты бунтуешь против всей этой неразберихи, которая касается меня и твоей семьи. Он прав?
Она отыскала еще пару носков и переключила все внимание на них.
— Может быть. Я не анализировала.
— Это неподходящий путь для такой славной девочки.
— И с каких пор вы с Робби стали дружками?
— Просто мы сегодня поговорили в раздевалке. Я рассказал ему, что между мной и тобой произошло.
— Про поцелуй! — Она с ужасом посмотрела на Кента. — Господи, как ты мог!
Он вошел в комнату и сел, скрестив ноги, на пол, напротив Челси. Между ними лежала кучка несвернутого белья.
— Послушай, Челси, мы уже не дети, но думаю, что в этом случае вели себя совсем по-детски. Мы с Робби считаем, что нам пора лучше узнать друг друга, но из этого ничего не выйдет, пока мы не забудем о том глупом поцелуе. В конце концов, он значит не больше, чем просто признание, что мы друг другу понравились. Я могу о нем забыть, и ты тоже, и начать все сначала.