Клзр прошла уже полпути, когда дверца открылась и из машины кто-то вышел. Моника Аренс ждала, изучающе глядя на Клэр поверх крыши. Клэр остановилась в пятнадцати футах.
— Пожалуйста, не уходите, — сказала Моника.
— Я не ожидала, что это окажетесь вы. Я думала, здесь ваш сын.
— Знаю. Простите, если это оказалось для вас шоком. Мы можем поговорить?
Неуверенность охватила Клэр: это та самая женщина, которая была близка с Томом за неделю до их свадьбы. Она забеременела от него в то время, когда Клэр уже носила его ребенка, и этот факт все еще волновал Клэр. Но она вспомнила умоляющие лица детей и Тома, когда они просили ее пройти через это. Будущее ее семьи зависело сейчас только от нее.
— Да. Давно пора, правда?
— Вы не против, чтобы сесть в мою машину? Здесь теплее.
Клэр была против, но поборола себя.
— Хорошо, — сказала она и села.
Огонек на щитке приборов создавал в салоне аквамариновый полумрак. Наедине с Моникой Аренс Клэр чувствовала себя запуганной и попавшей в западню и приготовилась невзлюбить ее еще больше, хотя и была вынуждена скрывать это. Моника сказала:
— Я бы предпочла говорить не в моей машине, но дети настояли. Думаю, нам лучше было бы встретиться на нейтральной территории, но… выбор оказался не за мной.
— Нет, ничего… все в порядке.
— Не знаю, что они вам сказали.
— Ничего. Только, что снаружи ждет кто-то, кто хочет со мной поговорить.
— Простите за вторжение. Думаю, вы испытали шок, когда увидели, как я выходила из машины.
Клэр нервно рассмеялась.
— Да, можно так сказать. — Ее измученный голос эхом отразился от стен машины.
— Ну что ж, позвольте, я объясню — все началось с того, что наши дети пришли ко мне сегодня и попросили меня это сделать. Наши дети — и ваши, и мой.
— Вместе? — Клэр была изумлена.
— Да, вместе. Кажется, они обо всем договорились и решили, что раз уж они родня друг другу, то чем скорее они сдружатся, тем лучше. Некоторое время они все про вели здесь, в вашем доме. Не уверена, что вы знаете об этом.
— Нет, не знаю, — еле слышно проговорила Клэр. — Я… я ничего этого не знаю.
— Ну, а после того, как они отсюда уехали, они явились ко мне и умоляли поговорить с вами, и именно здесь. Должна признаться, что вначале я была против этой идеи, но они оказались настойчивее и просили очень искренне, поэтому я приехала, что меня совсем не радует, так же, как и вас. И все-таки я здесь.
Клэр не ожидала от Моники такой прямоты и теперь, понимая, что они обе испытывают одинаковые чувства, перестала держаться настороже. После глубокого вздоха Моника продолжала:
— Думаю, будет лучше всего, если я честно скажу, что знаю о том, что вы с мужем расстались. Я знаю, что вы живете раздельно почти с тех пор, как мы сюда приехали.
Клэр почувствовала, что краснеет, — признаться этой женщине в том, что ее брак распадается, означало для нее самый больной удар по самолюбию.
— Да, это так, но на следующей неделе мы обращаемся к психологу.
— Хорошо. Но теперь вы должны точно знать, как складываются наши с Томом отношения. Между нами абсолютно ничего нет, и вы должны в это поверить. По правде говоря, никогда и не было. В ту ночь, когда мы оказались в одной постели, имела место всего-навсего случайная связь, и ничего более. Это непростительно с моей стороны, да и с его тоже. Но если вы позволите прошлому или тому, что, как предполагаете, происходит между нами сейчас, — если вы позволите этому разрушить ваш брак, — то вы совершите самую большую ошибку в своей жизни.
Облегчение огромной волной накатило на Клэр. Она все еще барахталась в его течении, когда Моника поспешила продолжить:
— Вы можете спросить меня все, что угодно, о том, когда мы встречались и разговаривали с Томом, и я отвечу вам абсолютно честно. Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.
Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.
— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.
— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.
У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.
— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.
— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.
Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.
— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.
В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.