Кто-то вышел из ресторана, сел в машину слева от них и уехал, оставив пустое пространство вокруг двух их автомобилей.
— Послушай, — сказала Моника, — я сейчас соврала тебе. Кент действительно сказал кое-что о Челси.
— Что?
Она быстро взглянула на Тома, словно набираясь храбрости.
— Что он завидует ей, что у нее есть отец.
Тому словно нанесли сильный удар. Минуту он не мог отдышаться. Моника продолжала:
— Мы поссорились из-за этого, что между нами бывает редко. Я наконец поняла, как для него важно узнать о тебе. Сейчас… самое время рассказать ему.
— Значит, ты сделаешь это? До понедельника?
— У меня нет выхода.
— Знаешь, — проговорил Том, — мой сын Робби не очень доброжелательно относится к Кенту. По правде говоря, думаю, он завидует его успехам. Не знаю, как они оба все воспримут.
— Все дело в том, что мы не знаем, как это воспримут все, за исключением меня. В моей жизни ничего не изменится. А вам всем придется пройти сквозь целую бурю эмоций.
Том задумался, вздохнул. Он немного сполз на сиденье и положил голову на спинку кресла.
— Как странно. Только сегодня я говорил Робби, что каждый новый человек вносит изменения в нашу жизнь, а каждый моральный выбор закаляет характер. Наверное, я говорил это о самом себе, но до настоящего момента не понимал этого.
Слева от них затормозила машина. Окошки в ней были открыты, играло радио. Том взглянул на водителя, и женщина за рулем, выключив музыку, улыбнулась ему и помахала пальцами.
— Привет, Том, — сказала она.
Гарднер выпрямился на сиденье, ему вдруг стало жарко.
— Привет, Руфь.
Она вышла из машины и направилась к нему.
— Ох, черт, — пробормотал Том.
— Кто это?
— Наша соседка.
Руфь заглянула к ним в кабину:
— Привет, Кл… ой, извините, я думала, что с тобой Клэр.
— Познакомьтесь, Моника Аренс, а это наша соседка, Руфь Бишоп.
Руфь слегка улыбнулась, ее глаза горели от любопытства.
— А я туг выскочила за хлебными палочками к ужину. Дин их обожает, и сегодня он наконец собирается поесть дома. — Она выпрямилась, продолжая с неприкрытым интересом рассматривать Монику, и обратилась к Тому: — Клэр дома?
— Да. Она сегодня занимается уборкой.
— А-а. — Руфь вроде бы ожидала еще чего-то, может, объяснения, но, поскольку Том молчал, она убрала руку с окна и прощебетала: — Ну что ж, я пойду за своими хлебными палочками. Было приятно повидаться с тобой, Том. Передавай привет Клэр.
— Хорошо.
Наблюдая, как она удаляется по направлению к ресторану, он произнес:
— Вот все и решилось. Теперь если я не расскажу всего Клэр, как только вернусь, то Руфь сделает это за меня.
— Мне тоже надо отправляться домой и сообщить Кенту, — Моника поправила на плече ремешок сумочки, но осталась сидеть. — Даже не знаю, что тебе сейчас сказать, и из-за этого чувствую себя ужасно неловко.
— Я тоже.
— Наверное, надо пожелать тебе удачи.
— И тебе тоже.
Они все еще не расходились.
— А нам не придется встречаться еще раз?
— Поживем — увидим.
— Да… да, думаю, ты прав.
— Наверное, это неизбежно. Немного подумав, Моника спросила:
— Мы правильно поступаем, как ты думаешь, Том?
— Абсолютно.
— Да… абсолютно, — повторила она, словно стараясь убедить саму себя. — Тогда почему мне так не хочется ехать домой и признаваться во всем?
— Страшно, — ответил он.
— Да, наверное.
— Не очень-то все это весело, правда?
— Правда. Это просто ужасно.
— Я все время ощущаю это, с тех пор как вы вошли в мой кабинет, и, говоря по правде, будет большим облегчением не скрывать ничего больше. У меня в голове… такая кутерьма.
— Да… ладно…
— Вот она снова идет. — Руфь Бишоп направлялась к ним, неся белый бумажный пакет. Том наблюдал за ней.
— У тебя крепкая семья, Том? — спросила Моника, тоже не сводя глаз с Руфи.
— Да, очень.
Руфь Бишоп подошла к своей машине, подняла пакет так, чтобы его было видно, и прокричала:
— Я накупила их целую кучу! Теперь Дину лучше не задерживаться к ужину!
Том изобразил на лице подобие улыбки и слегка помахал рукой.
Моника сказала:
— Это хорошо, что у вас крепкая семья, иначе вам будет трудно выдержать это испытание. — Когда Руфь уехала, она добавила: — Мне действительно пора возвращаться. Очень хочется, чтобы этот день поскорее закончился.
— Удачи, — снова пожелал ей Том, — и спасибо за то, что пришла.
— Не за что.
В их расставании таилась какая-то печаль, печаль двух людей, чье прошлое настигло их, и которые — несмотря на отсутствие всякого влечения друг к другу — чувствовали, что неразрывно связаны теперь, и судьбы их в чем-то схожи. Она отправится к своей семье, а он — к своей. Обоим придется быть откровенными до конца, и это изменит всю их жизнь. Покидая стоянку и разъезжаясь в противоположные стороны, оба испытывали грустное сожаление, ведь у них даже не оставалось никаких нежных воспоминаний друг о друге, которые могли бы поддержать их в предстоящем кризисе.
Кент разговаривал по телефону, когда его мать вернулась домой. Он лежал, растянувшись на диване и поставив одну ногу на журнальный столик, второй качал в воздухе. Подбородком он упирался в грудь, а на лице Кента блуждала улыбка.
Проходя мимо него, Моника сказала:
— Убери-ка ногу.
Он положил ногу на ногу и невозмутимо продолжал беседу.
— Нет, я же говорю тебе, почти никогда. Так ты будешь меня учить?.. Нет. А где?.. Нет, у нас в школе не устраивали танцы. Пару раз у Бодри в доме были вечеринки с оркестрами и прочим, и он меня приглашал в гости, но мы только смотрели, как танцуют его старики, мы ведь были там младше всех… Приезд футбольной команды?.. А кто сказал, что по этому поводу надо плясать?..