— Не могу дождаться, когда его увижу. Том продолжал, словно не слыша отца.
— Даже его фотографии, сделанные в начальной школе. Они были в папке с его документами, и когда я их просмотрел, то… ну… — Он задумчиво поскреб ногтем краску на банке. — Это был один из самых волнующих моментов в моей жизни. Я сидел за столом, в одиночестве, и смотрел на этого ребенка… на моего мальчика. Я его никогда не видел, и вот вдруг передо мной фотографии, показывающие не только его, но и меня. Как будто я рассматривал самого себя в том возрасте, ты понимаешь, па? И я понял, что несу ответственность за него, но я был лишен возможности участвовать в его жизни, а он был лишен меня. Я почувствовал свою вину, и печаль. Такую печаль, что захотел заплакать. По правде говоря, у меня на глазах появились слезы, и за эти две недели они появлялись чаще, чем за последние десять лет.
— Клэр знает об этом?
Том, взглянув на отца, пожал плечами. Потом допил пиво и поставил банку на пол. Они немного посидели, дыша запахом огромных сосен и озерной воды, вытянув головы, проследили за полетом двух уток над берегом. С громким «кря-кря» птицы исчезли вдали, скрытые от глаз крышей веранды. Солнце грело ноги старика сквозь брюки, а крыша бросала тень на головы отца и сына. Уэсли полез в коробочку и достал точильный камень и рыбный крючок, собираясь поточить его.
Наконец Том признался:
— Кент был зачат за неделю до того, как мы с Клэр поженились.
Уэсли закончил точить первый крючок и принялся за второй.
— А теперь Челси начала было влюбляться в него, а Робби ссорится с ним на футбольном поле, потому что он оттеснил лучшего друга Робби из основного состава. А может, потому что он играет лучше Робби. Завтра в школе нам всем придется встретиться. Труднее всего будет, наверное, Клэр, потому что она ведет у Кента английский.
Уэсли занялся новым крючком, и тот легко поскрипывал о камень, словно какое-то насекомое стрекотало в саду. Старик не торопился, оглядывая острый конец крючка и тщательно подтачивая его снова и снова. Закончив, он отложил крючок в сторону и только после этого заговорил.
— Вот что я тебе скажу… — Он отклонился на стуле назад, широко расставив ноги, положив руки на колени. — В какой-то момент своей жизни каждый человек устанавливает для себя правила и потом живет по этим правилам. Если он семьянин, то показывает пример своим детям. Если муж, то его жена может на него во всем положиться. Если он руководитель, то устанавливает правила для тех, кем руководит. И тогда ему нечего стыдиться. Ни один из нас не был безгрешен в молодости, и мы все вытворяли такое, что сейчас хотели бы исправить, если бы могли вернуться в прошлое. Но мы не можем. Уживаться со своими ошибками — это трудно. Можно судить о человеке по тому, как ему это удается. Я думаю, если человек чувствует свою вину за что-то, то это совсем неплохо, даже дисциплинирует — только не надо позволять этому чувству одержать над тобой верх. Да уж, чувство вины — строгий учитель. Можно переживать, можно бороться с ним, а потом надо о нем забыть. И пытаться изменить настоящее. Вот ты, Том, ничего не можешь изменить в прошлом Кента, но сейчас, судя по тому, что я услышал, твердо намерен участвовать в жизни сына и узнать его получше. Будь терпелив с Клэр. Просто продолжай ее любить, как и раньше. Она преодолеет первый шок и тогда поймет, что этот мальчик обогатит вашу жизнь, а не обеднит ее. Вот что самое главное, и вот чему научит вас эта ссора. Ну а пока — борись с трудностями, как и все мы, и повторяй себе, что одна ошибка, даже большая, еще не превращает человека в подлеца. Привези как-нибудь сюда своего нового сына. Мне бы очень хотелось познакомиться с ним, а может, показать ему, как клюют окуньки вон там, у камышовых зарослей. Я бы поджарил ему рыбку в тесте, а может, рассказал, каким славным мальчиком был его папа. Будь с ним добрее, ладно?
Когда Уэсли замолчал, Том почувствовал, что у него на сердце полегчало. Он сидел расслабившись, положив голову на спинку стула, и домашняя обстановка казалась ему не такой уж тяжелой.
— Знаешь, что? — сказал он. Уэсли хмыкнул.
— Каждый раз, когда я приезжаю сюда, я понимаю, почему из меня получился такой хороший директор школы.
Старик с любовью посмотрел на сына, но сказал только:
— Будешь пить вторую банку?
— Нет, забирай. — Том не сводил глаз с отца. Уэсли смотрел на озеро, слегка улыбаясь, и думал, как приятно прохладное пиво в такой великолепный осенний день и как здорово иметь такого сына, который откровенен с отцом и может получить от старика пару мудрых советов, да и обращается с ним так, словно тот еще чего-нибудь стоит. Да, действительно здорово сидеть на веранде, греть старые кости, и все рыбацкие принадлежности в порядке, и сынок рядом, и Анни ждет там, наверху. «Да, Анни, — подумал он, поднимая глаза к голубому промытому небу над озером, которое она любила так же, как он, — с Томом мы не зря старались. Он вырос и стал превосходным человеком».
Обычное течение жизни в понедельник утром не изменилось. Том уехал из дома без четверти семь, Клэр на полчаса позже. Снова они увиделись в 7.30 в учительской столовой на собрании, где Том председательствовал.
Дома тоже все осталось по-прежнему. Клэр спала, прижавшись к своему краю матраса, переодевалась в ванной за закрытой дверью. Дети держались отстранение и тихо. Завтрак никто не стал есть за столом, они только взяли сок к себе в комнаты. Когда Том позже подошел к Клэр и, как обычно, сказал:
— Я пошел. Увидимся позже.
Она ничего не ответила.
Дом теперь напоминал ему пыточную камеру. В школе оказалось не лучше. Идя по коридору на собрание, он подумал, каким облегчением было бы работать сегодня где-нибудь в другом месте и занять себя проблемами, не имеющими отношения к его семейной жизни. Вместо этого он уже заранее чувствовал себя выжатым как лимон, готовясь встретиться с Клэр на виду у всех коллег и ощущая ту же отчужденность, что лежала между ними.