Прошла минута. Две. Клэр стояла, не двигаясь, ожидая, а идея развода как будто нависала над ними, ширясь и захватывая все большее пространство. Том опустил руку и посмотрел не жену.
— Клэр, я люблю тебя, — вложив в эти слова все, сказал он. — Пожалуйста, не делай этого.
— Я не могу иначе, Том. Я знаю, ты мне не поверишь, но не только ты испуган. Я сама боюсь. — Она прижала руки к груди. — Я всегда была из тех женщин, что любят очень сильно, и всегда в глубине души боялась, что не смогу жить без тебя. Я всегда думала: «Он женился на мне, потому что был вынужден», и все эти сомнения разъедали мою душу и заставляли считать, что я любила тебя больше, чем ты меня. А потом всплыла вся эта история и та… та испуганная женщина внутри меня победила. Я и не знала, что она там есть, но потом она заявила о себе, а я думала: «Откуда она? Ведь это все не я говорю, и не я так поступаю?» Но сейчас мне приходится быть такой. Мне приходится отдаляться от тебя, иначе мне очень больно. Ты можешь понять это, Том?
Он попытался ответить, но перехватило горло.
— Н… нет, — наконец выговорил он надтреснутым голосом.
Клэр продолжала так же спокойно, без слез:
— Как ты можешь это понять, когда я сама не понимаю?
Она подошла, глядя на фотографии — их семья, такая счастливая и беззаботная. Клэр прикасалась к рамкам так, словно гладила по головкам их детей, когда они были еще совсем маленькими.
— Прости меня, Клэр. Сколько раз мне надо повторять это?
— Не надо повторять.
— Тогда почему ты не дашь нам еще хотя бы один шанс?
— Не знаю, Том. Мне больше нечего сказать.
Наступила тишина, прерываемая только музыкой, доносящейся из зала, где танцевали их дети. Он вздохнул и вытер глаза. Потом она взяла одну из фотографий и некоторое время внимательно рассматривала ее, прежде чем поставить на место, осторожно, будто вор, знающий, что в соседней комнате спят хозяева. Наконец Клэр повернулась и сказала:
— Пусть мне придется уйти. Ты можешь остаться в доме, если хочешь.
Том подумал, правда ли это, что человек может умереть от разбитого сердца.
— Я не могу так поступить. Не могу заставить тебя уйти.
— Раз я настаиваю на разъезде, то я и должна уйти.
— Детям и без этого будет плохо.
— Значит, ты хочешь, чтобы я осталась, а сам уйдешь?
— Я хочу, чтобы мы оба остались, Клэр, разве это непонятно?
Он почувствовал, что сейчас расплачется в голос. Она подошла к двери и спокойно произнесла:
— Я уезжаю.
Том подскочил, обежав вокруг стола, схватил жену за руку.
— Клэр… — Еще никогда в жизни он не был так напуган. — Господи… — Она даже не вырывалась, этого не требовалось, ведь их отдаление произошло много дней назад. — Куда ты пойдешь?
Она пожала плечами, отсутствующе глядя на ковер. Потом взглянула на него и спросила:
— А ты бы куда пошел?
— Наверное, к отцу. Она опустила голову.
— Ну что ж…
Так все и было решено: эти три слова и ее опущенная голова, и Тому ничего больше не оставалось. Они ушли с вечеринки вместе, оставив детей праздновать и радоваться своей молодости и победе в шумном, кипящем жизнью зале. Теперь, когда все разрешилось, Клэр не возражала против того, чтобы вместе с мужем дойти до парковки, освещенной синим светом, и сидеть с ним рядом в автомобиле, быстро преодолевшем пару миль до дома, и ждать, пока Том откроет дверь и пропустит ее впереди себя.
Они остановились в темноте, окруженные знакомыми предметами, которые приобретались годами — мебелью, лампами, картинами, всем тем, что они покупали вместе в те времена, когда будущее казалось им таким определенным.
— Когда ты уедешь? — спросила Клэр.
— Завтра.
— Тогда сегодня я буду спать на диване.
— Нет, Клэр… — Он схватил ее за руку. — Нет, пожалуйста.
— Не надо, Том.
Она мягко высвободилась и пошла по коридору. Он поднял лицо, словно обращаясь к Богу, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, сдерживая рыдания. Быстрее, медленнее, быстрее, медленнее, пока ему не удалось взять себя в руки. Потом он направился в спальню и остановился в дверях. Клэр была уже в ночной рубашке, и, увидя его, устало замерла, словно ожидая, что сейчас он начнет к ней приставать. Вместо этого он проговорил:
— Можешь оставаться здесь. Я буду спать на диване. Когда в час ночи Челси вернулась домой, она обнаружила отца на веранде, сидящим в кресле-качалке. Холодная ночь окружала его, и он смотрел в темноту ничего не видящим взглядом.
— Папа, ты в порядке? — спросила Челси, на несколько дюймов открывая дверь.
Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
— Я в порядке, детка.
— Почему ты здесь сипишь? Уже холодно.
— Не мог заснуть.
— Ты действительно в порядке?
— Конечно. Ложись спать, детка. Она немного помялась.
— Хорошая была вечеринка, правда, па?
Челси видела только его силуэт в темноте. Отец даже не повернул головы в ее сторону.
— Да, хорошая.
— И я так горжусь Робби, хоть он и не победил.
— Я тоже.
Она немного подождала, но продолжения не последовало.
— Ну… тогда спокойной ночи, па.
— Спокойной ночи.
Через пятнадцать минут вернулся Робби, и Челси дожидалась брата в его комнате.
— Шш, — прошептала она, — это я.
— Челе?
— Что-то случилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты сейчас не проходил через гостиную?
— Нет.
— Папа все еще сидит на веранде.
— Они с мамой рано ушли.
— Я знаю.
Оба задумались, потом Челси сказала:
— Он никогда не засиживается допоздна, всегда говорит, что ему не хватает времени.
Они снова обеспокоено замолчали.
— Ну… — произнес Робби, — я даже не знаю. Ты с ним говорила?
— Немного.
— И что он сказал?
— Почти ничего.
— В этом-то вся и беда, они с мамой теперь почти ничего не говорят.