— Клэр, послушай, что ты говоришь. Сколько раз ты читала и слышала, что все проблемы в семье возникают от недостатка общения? Если тебе нужен был психолог-женщина, значит, следовало сказать об этом. Ты обвиняешь Тома потому, что вообще зла на него. Спроси любого адвоката, занимающегося разводами, — вот так и начинаются все ссоры. Ты хочешь спасти свой брак?
Клэр вовсе не ожидала получить отпор со стороны Джоан.
— Да, — промямлила она, — наверное.
— Ну что ж, а ведешь себя так, словно не хочешь. Я знаю Тома уже двенадцать лет, и все это время я слышала только, как он превозносил тебя. Я встречаюсь с ним на собраниях и заседаниях, где ты не присутствуешь. И то, что он говорит за твоей спиной, заставило бы тебя вспыхнуть от радости. Он любит тебя и любит детей, и то, что ты заставляешь их пережить, не вызывает у меня желания поддержать тебя, потому что я считаю, что у тебя нет оснований для такого поведения. Он совершил ошибку восемнадцать лет назад, и он извинился, и просил простить его, а то, в чем ты его сейчас обвиняешь, строится лишь на случайных совпадениях. Не думаю, что он тебе изменяет, потому что знаю, как он тебя любит. Ты смущена тем, что приходится каждый день встречаться с его сыном, в то время как вся школа знает, кто такой Кент, — ну и что? Ну знаем. Тоже мне, подумаешь. Все это приняли. Мальчик — наш ученик, и мы не отвергли ни его, ни Тома, кстати. Ты единственная, кто это делает. И, поступая так, ты вызываешь отчуждение у своей собственной семьи. Возможно, сейчас я говорю не так, как должен говорить консультант по семейным вопросам. Я отклоняю твое предложение еще как-нибудь побеседовать об этом, потому что, говоря откровенно, в вашем случае я не на твоей стороне. Я полностью поддерживаю Тома, а тебя ждет разрушенная семья и четверо несчастных людей, если ты будешь продолжать в том же духе. Он страдает. Твои дети страдают. По правде говоря, я думаю, что и ты страдаешь тоже. Все, я устала. Я говорила весь день, а теперь я хочу домой и в кровать.
Джоан встала, закончив разговор. Она подошла к двери, открыла ее и выключила свет в кабинете — довольно невежливо, — пока Клэр собиралась с мыслями, понимая, что ей сделали выговор и выставили прочь. Джоан заперла за ними дверь и направилась к выходу. Потом обернулась и посмотрела в сторону открытой двери в кабинет Тома, откуда падал свет на синий ковер и столы секретарей.
— Том, ты еще здесь? — позвала она. Он сразу же появился у входа.
— Да, Джоан, можешь не запирать.
— Я ухожу, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он ничего не сказал Клэр, а она ему. Хотя их взгляды встретились, гордость заставила обоих промолчать. Она подумала: Ох, Том, я знаю, что должна поступить именно так, как сказала Джоан. А он подумал: Знаешь, что ты можешь сделать, Клэр? Ты можешь просто броситься на шею Джону Хэндельмэну, потому что если ты спала с ним, то мне ты уже не нужна.
Глава 16
Этим вечером в 20.30 Челси оставила на кухонном столе записку. В ней было сказано:
«Ма, позвонил Дрейк Эмерсон и пригласил меня поехать на дискотеку вместе с его друзьями. Я согласилась, потому что завтра нет занятий и можно поспать подольше. Знаю, что сначала надо было спросить у тебя разрешения, но я не смогла тебя застать, наверное, ты была занята с родителями. Увидимся утром, целую.
Челе.»
Челси в последний раз взглянула в зеркало в ванной, добавила еще один слой блеска для губ, скорчила рожицу своему отражению и выключила свет. Потом подошла к дверям в комнату Робби.
— Я через минуту ухожу. Ты что сегодня делаешь? Брат измерил ее взглядом — вверх, вниз, снова вверх.
На ней были черные леггинсы и сетчатая накидка поверх черной, в обтяжку, штучки, открывающей живот, вроде тех, в которых по телевизору показывают, как выполнять упражнения по аэробике. Ее волосы, завитые спиралями, торчали во все стороны, глаза были сильно накрашены, и к тому же Челси сменила свою обычную розовую нежную помаду на красную и блестящую. Серьги, красовавшиеся в ее ушах, тоже блестели и звенели, Робби никогда их раньше не видел.
— Я иду на спектакль с Брендой. Ей пришлось работать до девяти. Ты что, отправляешься куда-то в этом!
Она окинула себя взглядом, потом дернула головой.
— Конечно. Там все девушки так одеты.
— Тебе надо было спросить у мамы, можно ли туда идти.
— Я не могла. Она в спортзале, а там нет телефона, ты что, забыл?
— Тогда надо было подойти туда. И надо было узнать, можно ли принимать приглашения Дрейка Эмерсона.
— А чем он плох?
— Ты знаешь, чем плох Дрейк. У него не очень хорошая репутация.
— Послушай, он позвонил мне, как джентльмен, и говорил очень вежливо. Кроме того, может, если у таких ребят была бы возможность доказать, что они неплохие, они такими бы и стали. Мама и папа никогда не упоминали, чтобы его вызывали в кабинет директора, или что-то в этом роде.
— Кто-нибудь еще из твоих друзей идет туда?
— Мои друзья все такие скучные. Мы все время занимаемся одним и тем же, и я решила, что пора обзаводиться новыми знакомыми.
— Маме бы это не понравилось. И папе тоже.
Лицо Челси стало жестким.
— А может, мне наплевать. Разве они нас спрашивали, нравится ли нам, что они сами делают? И к тому же их здесь нет, так что как я могу спросить разрешения?
— Челси, думаю, тебе надо одеться по-другому.
Сестра закатила глаза и повернулась на одной ноге. Ее прощальные слова донеслись уже из коридора:
— Ой, братишка, давай не будем.
Она набросила куртку и приготовилась выскочить из дверей, как только прозвенит звонок, чтобы Дрейку не пришлось заходить в дом. Она не станет подвергать его допросу со стороны Робби, как будто Робби ей отец. Но получилось так, что Дрейк опоздал, и брат уже ушел, когда за Челси заехала машина. Она выбежала навстречу Дрейку.