— Это все… потому что мы расстались? — спросила она.
Они посмотрели друг на друга, со страхом признаваясь себе, что причиной такого поведения дочери были их собственные поступки.
— Ты не знала, что Челси запустила домашние задания? — спросил он.
— Нет. Я… наверное, я была слишком занята со спектаклем, и еще… ну, я… — Признание далось Клэр нелегко.
— И я не приходил так часто, как должен был.
Оба испытывали острую необходимость обняться, хотя бы прикоснуться друг к другу, а не только стоять рядом, ссутулившись под тяжелым грузом вины и ответственности. Но сейчас они были под перекрестным огнем взглядов — в зал входили и из него выходили родители. Рядом стояли учителя. Кроме того, у четы Гарднер было правило, исключающее личные отношения в здании школы. Но если и существовало что-то, объединяющее их вопреки всему, — Так это тот факт, что они оба любили своих детей и сделали бы все, чтобы воспитать их правильно.
— Когда закончатся собрания, я еду с тобой домой, — с внезапной решимостью заявил Том.
— Да, — согласилась Клэр, чувствуя, что возвращается к жизни. — Наверное, так будет лучше.
Но ни один из них не задумался — а если он имел в виду домой навсегда?
Глава 17
Утром в субботу, в последний день родительских собраний, Робби встал поздно и занялся стиркой своего футбольного свитера — Клэр много лет назад научила его, как это делать. Свитер можно было убрать подальше, «Сенаторы» проиграли свой последний матч и потеряли возможность участвовать в соревнованиях штата. Конец сезона и конец школьной футбольной карьеры. Эта мысль не давала Робби покоя, и он печально бродил по дому.
Наконец в полдень он решил отправиться в школу и немного покачаться. Было тяжело оставаться дома. Челси наказана и не высовывает головы из своей комнаты. Мама не вернется с собраний раньше шести, а папа не появится вообще. Он заходил всего пару раз с тех пор, как переехал к деду, и оба раза мама была с ним так холодна, что он не задержался надолго. Ужасно видеть его измученное лицо каждый раз, как он уезжает из дому. Даже в школе он не такой, как раньше. Не такой веселый. Иногда Робби так злился на мать, что хотел закричать на нее, спросить, какое это имело значение, что папа изменил ей еще до того, как они поженились! Это же было до свадьбы. Так в чем тогда дело? Робби признался себе, что даже он уже привык к тому, что Кент Аренс — его сводный брат. Ребята в школе перестали таращиться на них и не приставали больше с расспросами.
По правде говоря, Аренс оказался нормальным парнем. Он даже с уважением относился к тому, что у них с Робби один отец. Он держался позади и не напирал, просто выполнял то, что требовалось по игре и что говорил тренер Гормэн, и не вмешивал сюда свое личное отношение. Кроме того, тренер не ошибся: Кент был отличным спортсменом. Робби не мог удержаться от того, чтобы не сравнивать их с Кентом физические качества. Без сомнения, они унаследовали это от своего отца, и иногда, когда Робби пасовал мяч Кенту, то ему казалось, что он наблюдает за Томом, хватающим мяч и бегущим с ним. Такие моменты заставляли его горло сжиматься от какого-то чувства, очень похожего на любовь. Иногда по ночам, когда Робби не мог заснуть, он думал о жизни сводного брата и каково ему было расти, не зная отца. Младший Гарднер вспоминал свое детство и представлял, как бы он рассказал о нем Кенту. Может, это хоть чуть-чуть помогло бы Кенту понять — каково иметь такого отца, как Том. А иногда Робби фантазировал, как они с Кентом поступят в один и тот же колледж, и будут вместе играть в футбол, и ходить в одни и те же пиццерии, а по выходным вместе ездить домой. Потом они станут старше, женятся, и у них будут дети — здорово, правда! Их дети станут двоюродными братьями и сестрами! Все эти мысли очень волновали Робби.
Он думал об этом по пути в школу, собираясь сдать свою футбольную форму. Робби спустился в раздевалку, распахнул дверь, которая тут же со скрипом закрылась за ним. В кабинете тренера было темно, а его дверь заперта. Длинные скамейки пустовали. Над головой горела единственная лампочка. Она бросала несколько тусклых лучей сквозь металлическую сетку, и в комнате царил печальный полумрак. Конец сезона, и только навсегда въевшийся сырой запах напоминал о пролитых каплях пота и о том, как они все вместе старались победить. В углу у комнатки тренера стояли три больших пластиковых мешка, на которых косым почерком Гормэна было написано: «Форма», «Наколенники», «Наплечники». Резиновая подошва туфель Робби заскрипела на бетонном полу, когда он подошел и разложил по мешкам свое снаряжение. Он обернулся… и замер.
У противоположного конца скамейки стоял Кент Аренс. Он был так же удивлен и насторожен, как Робби. Оба не знали, что сказать. Робби заговорил первым. — Привет.
— Привет.
— Не знал, что ты здесь.
Кент ткнул пальцем через левое плечо.
— Я был в туалете.
Снова пауза, оба думали, как продолжить разговор.
— Сдаешь форму? — спросил Робби.
— Ага. А ты?
— Тоже.
— Жаль, что сезон кончился.
— Да, мне тоже.
Оба не знали, куда девать, глаза.
— Ну…
Чтобы подойти к своим шкафчикам, им надо было миновать друг друга, и они постарались остаться каждый со своей стороны скамейки. Потом парни принялись рыться в ящичках, доставать вещи и запихивать их в свои спортивные сумки, и все это, не глядя друг на друга. Громкий стук подсказал Робби, что Кент бросил в мешок свои доспехи, и он отклонился на дюйм, высунувшись из-за дверцы и глядя, как Кент возвращается. Их глаза встретились, и Робби снова спрятался в шкафчике. Тогда Кент подошел и стал за его спиной.
— Можно мне поговорить с тобой кое о чем? Казалось, вся кровь бросилась Робби в лицо, как тогда, когда он впервые поцеловал девушку — то же пугающее, живое, полное страхов и надежд, неистовое желание поскорее приблизить этот момент, боязнь потерять самообладание и стремление преодолеть этот барьер, чтобы можно было начать новую страницу в своей жизни.