Меня всегда привлекали мастерские художников с их мольбертами, холстами, палитрами, кисточками и тем особым воздухом, в котором стойко держался запах красок, деревянных рам и всевозможного реквизита для моделей и натюрмортов. Писать о живописцах, вживаясь в то время, в которое каждый из них существовал, часами вглядываться в их картины, пытаясь постичь творческую манеру, художественный замысел, – дело увлекательное, но рискованное. Каждый раз настолько проникаешься этой атмосферой, что, закончив рукопись, ощущаешь неудовлетворение от того, что процесс «сосуществования» завершен, – рамки литературно-художественного издания не позволяют написать ни страницы больше, в то время как ты, кажется, только прикоснулся к судьбам этих великих творцов.
Вышли книги, вот они стоят на магазинных полках: об Арсении Ивановиче Мещерском, о Валентине Серове, об Илье Репине, о Джотто, Рафаэле и Питере Брейгеле Старшем, о творцах итальянского Возрождения, об импрессионистах… И каждый раз, когда видишь, как кто-то покупает их и уходит, ощущение такое, будто вместе с ними уносят частицу тебя. Вот и думаешь: каково же было самим художникам расставаться со своими картинами, ведь каждая из них неповторима!
В Литературном институте, где я училась, была прекрасная библиотека, книг можно было брать сколько хочешь. Мы и набирали, и читали ночами, поскольку многие из нас еще и работали. Я тоже: то воспитателем в детском саду, то лаборантом в НИИ, то редактором в издательствах. Позже добавилась сценарная работа на телевидении. Хотя на все требовалось немалое время, ничто не мешало писать рассказы, повести, сказки. Сказки – те вообще сами собой являются, как веселые гости в праздничный день. Так у меня сложился сборник «Укротитель макарон», вышедший в издательстве «Дрофа».
Когда только начинаешь заниматься литературным трудом, то, как под свет фонаря на темной улице, подпадаешь под влияние кого-то, особенно ценимого, с восторгом прочитанного на данный момент. У меня таких светоносных источников было много: и Чехов, и Бунин, и Юрий Казаков, и Фазиль Искандер, и Шервуд Андерсон, и Уильям Фолкнер, и Томас Вулф, завораживавший странным лаконизмом километровых фраз… Да, всем им я очень благодарна. Но теперь, основательно пожив на этом свете, понимаю, что подражание даже таким корифеям все же не лучший способ самовыражения, – лучше говорить тихим голосом, но своим.
Иногда я встречаю своих персонажей то на улице, то в метро и радуюсь им, как самым близким родственникам. Так было с моим героем из рассказа «Неизвестный». Этот образ, однажды сам по себе возникший в моем воображении со всеми подробностями: лицом, фигурой, жестами, привычкой слегка сутулиться, порывисто двигаться, с чем-то еще, едва уловимым, знакомым, казалось бы, только мне одной, – оказывается, существовал в действительности!
Как так получается, не знаю. То ли они, эти будущие герои литературных произведений, живущие где-то, транслируют берущемуся за ручку и лист бумаги пишущему человеку то, что хотят сами услышать о себе. То ли – вот уж действительно парадокс! – материализовываются и продолжают ходить, смеяться, думать, влюбляться в этом мире уже после того, как автор поставит точку в рукописи. Последнее, конечно, немыслимо, иначе земной шар был бы катастрофически перенаселен. И все же здорово, что твои персонажи, очень хочется на это надеяться, не исчезают навсегда. И не только не исчезают, но и в нужный момент оказываются рядом с теми, кому требуется поддержка. Это не так уж и сложно. Солнечное сплетение – это маленькое солнце внутри каждого из нас. Сколько в нем силы, света, тепла, нежности и доброты – хватит на всех!
Когда пишешь рассказ, повесть или роман, то проживаешь одновременно две жизни – реальную и вымышленную. Реальная – вот она, со всеми своими красками, звуками, запахами, с конкретным временем, собственными переживаниями, поступками, отношениями с другими людьми. А вымышленная – она такая же, только там ты еще и отвечаешь за тех, о ком пишешь, это не всегда легко, поскольку герои решают свои проблемы на пространстве твоей души. Они страдают от непонимания, несправедливости, отсутствия взаимности в любви, преждевременного ухода близких, необходимости резко менять привычное существование и многого другого. И ты переживаешь это вместе с ними. Ты уже понимаешь, что в одних ситуациях надо пытаться что-то изменить, а в других – принять как данность, так же, как принимаешь бесконечность Вселенной. Учиться этому приходится всю жизнь.