— Надеюсь, я понравлюсь твоей сестре, — сказала я тихо. — Или хотя бы она смирится со мной.
— Энни, неважно, что они думают о тебе. Это все равно не изменит того, что думаю я.
— Я знаю. Но я хочу, чтобы она думала, что я сильная, немного. Не настолько сильная, как она или ты, но достаточно сильная, чтобы она считала меня подходящей. Для тебя. Я знаю, что меня не должно это волновать, но они твоя семья.
— Ты можешь волноваться о чем угодно, — сказал он легко. — Просто знай, что меня это не волнует.
— Хорошо.
Эрик подтолкнул меня, чтобы я села.
— Пошли в дом.
Прежде чем мы вышли, он повел своей широкой, нежной рукой вдоль моей челюсти, и притянул меня ближе. Его поцелуй был нежным, как падающий снег, теплым и неспешным, как лето.
Мы вышли из теплого грузовика, хрустя по снежной корке в сторону кухонных огней. Его рука сомкнулась на моей руке, сильная и властная. Рука, которая совершала непостижимые вещи, во имя братской любви. Рука способная на нежные интимные действия и любовь. Рука, которая написала самые душещипательные письма, только для моих глаз. Я крепко держала его за руку, пока мы продвигались вперед вместе, точно приросла к ней. Так крепко, как мне до боли хотелось держать ее, в те времена, когда это было запрещено. Я больше никогда не отпущу эту руку, неважно, где мы окажемся…
Где-нибудь в теплом месте, однажды.
Место, которое будет принадлежать нам обоим, вдали от жесткого шлакобетонного блока Казинс. Подальше от лютых морозов. К свету и надежде, и нашему завораживающему будущему, каким бы оно ни было. В многообещающую весну, когда весь мир будет одет в зеленое.