Чтобы подчеркнуть предупреждение, я пошевелила челюстью, пока не услышала щелчок. Раньше у меня его не было. Не до той ночи, когда я пришла домой к моему бывшему не с тем сортом рома. Я расплатилась наличными в магазине, а позже я расплатилась за свою ошибку получив пощечину — она была такой сильной, что комната побелела на полминуты, моя барабанная перепонка лопнула, и в моих ушах стоял звон, как будто после громкого выстрела.
— Я больше никогда тебя не ударю.
Сколько раз он обещал мне это, перед тем как я его бросила? Дюжину, наверное. Но тот удар по голове открыл мне глаза.
— Я больше никогда тебя не ударю.
И я подумала, конечно же, не ударишь, черт возьми. Он отключился после обычных пьяных причитаний, я взяла двадцатку у него из кошелька за ром и написала довольно лаконичноe прощание ручкой на внешней стороне руки, которой он меня ударил.
«ПОШЕЛ. ТЫ».
Ко мне вернулся слух той осенью, когда я переехала в Энн Арбор. Мне нужны были перемены. Место со снежными зимами, где мужчины разговаривали с честным, резким северным акцентом, и были неспособны обкатывать свои пустые обещания в сладком южном меде.
Я не сказала моему отцу, почему я перевелась, потому что иногда родителей нужно беречь. Я также ничего не сказала маме, ничего. Но женщины проницательны. Когда она обняла меня на прощание возле папиной машины, заполненной моими вещами, она прошептала: — Мне никогда не нравился этот мальчик. В следующий раз прислушивайся к разуму, а не к сердцу.
Я не против, лишь бы этот следующий раз еще долго не произошел.
***
Машина, на которой я переехала в Энн Арбор, была теперь моей — перегруженный многоместный легковой автомобиль. Я села за руль в семь двадцать, северное солнце лениво выглядывало из-за восточных зданий, а я сидела и считала свои вдохи, держа пакет с книгами и бумагами, которые упаковала. Сзади было больше книг, пожертвование в коллекцию тюрьмы. Карен проработала в Казинсе четыре года, «отсидела», как она любила шутить, и объяснила, что их так называемая библиотека была шкафом с книгами. Без полок, без порядка, просто горы потрепанных книг.
— Я всегда говорила себе, что найду свободное время на неделе, чтобы это исправить, — сказала мне Карен, когда мы ездили по местности на перевозной библиотеке днем раньше. — Добыть коллекцию книг, в которых пишется о том, что им нравится — триллеры и шпионские романы, военные мемуары. Запугнуть кого-то в тюрьме, чтобы дали тележку, и ходить с ней от камеры до камеры и раздавать книги. Но я также говорю себе, что сброшу тридцать фунтов, но это все напрасно.
— Какие они? Заключенные?
Она пожала плечами.
— Это группа мужчин, которые совершили чертовски жестокие, глупые вещи. Лишенные своего достоинства, забитые в своих камерах, чтобы заражать своим гневом друг друга. И тлеть. И жалеть, что они совершили такие чертовски глупые ошибки.
— К тебе кто-нибудь приставал?
— Нет. Я толстая, потрепанная, старая брюзга. Скорее всего, я напоминаю им их матерей или какую-то учительницу, которая скажет им, что они ничего не добьются. Конечно же, я получила свою долю насмешек. И рассматриваний. Было даже одно предложение. В конце концов, они отчаянные. Но ты... ты будь осторожна с твоими ногами и веснушками. Подружись с теми, у кого есть электрошокеры на ремне.
— Кто-нибудь тебя домогался? — за последнее время я начиталась очень много предостерегающих рассказов о женщинах-охранниках или о девушках заключенных, которых, с помощью лести, убеждали харизматичные преступники заняться контрабандой наркотиков, в итоге они погрязли слишком глубоко, и вскоре их семьям угрожали друзья преступников, которые были на воле. Более того, я часто засиживалась допоздна и смотрела слишком много криминальных историй, основанных на реальных событиях на Dateline.
Карен сказала, что ее не домагались. И я не была какой-то одинокой женщиной, которая использует тюремную систему по переписке, как сайт знакомств. Самый милый, порядочный и красивый мужчина, которого вы когда-либо видели, вероятно, не смог бы меня соблазнить, поэтому волноваться не стоит. Единственные отношения на данный момент были между мной и моей правой рукой, и то, мы как-то отдалились. Уже долгое время не было кого-то, о ком бы я могла фантазировать. Или же не осталось ничего, что могло бы вызвать мой интерес. Иногда я волновалась, что мой бывший настолько сильно меня ударил, что повредил часть мозга, которая отвечает за желание.