Я пожала плечами, скорчившись внутри.
— Не все сидят за жестокость. На самом деле большинство сидит за преступления связанные с наркотиками. В любом случае, все, чье поведение оставляет, желать лучшего, лишены привилегии — получать знания. Все парни, с которыми я работаю, ведут себя хорошо.
— Неужто… они совсем на тебя не засматриваются?
Я кивнула.
— О да. Постоянно.
Она моргнула, раскрыв рот.
— И тебя это устраивает?
— Мама, некоторые из этих парней не были с женщиной уже давно очень. Конечно, они будут, пялиться на меня. Это все равно, что ожидать от умирающего от голода человека, что он не взглянет на сочную ветчину или что-то в этом роде.
— Все же.
— Правда, я смерилась с этим. Первые несколько смен, я принимала все близко к сердцу. — Очень близко, в частности одного заключенного. — Но через какое-то время ты списываешь это, как на естественный отвлекающий маневр и продолжаешь заниматься своей работой. Серьезно, бывают такие дни, когда мне больше хочется быть в Казинсе, чем разбираться с раздражительной ерундой, которую пытаются вытворять люди, когда я работаю в справочной.
Она покачала головой, и отпила большой глоток.
— Ну, я просто не представляю, как ты с этим справляешься. Но ты молодец. Это очень важное дело. И мы с твоим отцом считаем, что это очень смело.
Я покраснела, смущаясь от комплимента. В конце концов, пожалуй, это из-за своей трусости я отправилась в Мичиган. Я сбежала от того, что мне было стыдно, за то, что я позволяла Джастину жестоко с собой обращаться, только чтобы окружить себя жестокими мужчинами на еженедельной основе. Кто-нибудь из Ларкхевенских мозгоправов, точно бы обрадовался, выяснив это. Возможно Казинс для меня, как экспозиционная терапия. Возможно Эрик — моя терапия. Как глубокая и определяющая необходимость доказать, что я снова могу доверять мужчине, который кажется таким ужасно ненадежным, на бумаге.
— Хватит о работе, — сказала я. — Что у вас тут происходит?
Мама поведала мне об обычных городских сплетнях, и о том, что происходило у моих родственников.
— Кажется, я заметила это на фейсбуке, — сказала я, когда она упомянула о недавней потере веса моей кузины.
Она кивнула, и выпрямилась.
— Кстати, говоря, о фейсбуке.
— Да?
— Ты никогда ничего не постишь.
— Это не правда. — Хотя, близко.
— Совсем мало, с тех пор, как ты устроилась на новую работу.
— Я занята.
— Уверена, что все бы с удовольствием посмотрели на фотографии твоей квартиры и библиотеки. И весь этот снег, который должно быть там лежит. И на твои. У тебя нет друзей, с которыми ты встречаешься? — переживание в ее голосе было столь же трогательным, как и раздражительным. Мамы.
— У меня есть несколько друзей. В основном коллеги, но несколько. Для этого нужно время. Люди в Даррене немного отличаются от здешних… они долго оттаивают. Но это не симптом некой глобальной проблемы. — Я пожала плечами. — Или возможно, я просто переросла фейсбук. — Или возможно, самый захватывающий аспект моей жизни в последнее время просто связан с тайной эпистолярной интрижкой, которая может стоить мне работы, а моих родителей доведет до нервного срыва.
Мама отпила вина, затем потерла невидимое пятно на своем бокале.
— Я подумала…
— Подумала о чем?
Она решительно посмотрела мне в глаза.
— Я подумала, что возможно ты не хочешь, чтобы он знал. О твоей личной жизни.
Я задрожала и покраснела одновременно, тошнотворное чувство. За столь долгое время, мы так и ни разу толком не обсуждали этого. Столько раз мне хотелось, чтобы она допросила меня, нашла предлог…, но нам обоим всегда не хватало смелости. Я удивилась, почему сейчас, после стольких лет.
Я вздохнула.
— Прошло пять лет, мама. А он был плохим парнем, а не сталкером.
Теперь пришла ее очередь пожимать плечами.
— Ты никогда не рассказывала мне об этом. Я не знаю, каким парнем он был.
— Ну, это не из-за него. Уверена, сейчас он едва помнит обо мне. — И эта правда, черт возьми, причиняла боль. Что Джастин скорей всего, просто смирился, когда я поставила крест на своей сексуальности, до этого лета. — Дело совсем не в Джастине.
Ее брови слегка приподнялись.
— Значит, все-таки, в чем-то другом?
Я снова вздохнула и закатила глаза.
— О Боже, прекрати. Все в порядке. На самом деле, все замечательно. Мне просто надоел фейсбук, ладно?
— Это мальчик?
Я замерла. Уклоняясь.
— Мне двадцать семь лет. Я не встречаюсь с мальчиками. — Но мой раздражительный тон шестилетнего ребенка, конечно, выдал меня с потрохами.
— Я права, да? Ты встретила хорошего человека? — в ее голосе слышались смешанные эмоции — немного скептицизма, что такое понятие, как хороший человек встречается ближе к северу; и надежда, потому что, конечно, она желала этого мне.