Родители уселись на диване, а я свернулась калачиком в кресле отца. Джордж Бейли как раз покупал большой чемодан, когда в моем кармане зажужжал телефон. Я достала его, мое сердце нетерпеливо, обнадеживающе забилось. Эрик.
— Мне нужно ответить, — сказала я, вставая. Покраснев.
— Это твой кавалер? — спросила мама.
— О боже, мама. Кто так говорит?
— Это значит да, — сказал отец.
Я закатила глаза и направилась к двери.
Глава 15
Я ответила на звонок, на четвертом гудке, ускользая в коридор.
— Привет.
— И тебе привет. Счастливого Рождества.
Черт, его голос. Он окутал меня, как звездная ночь.
— Счастливо Рождества. Чем занимался? — спросила я, поднимаясь по ступенькам.
— Ни чем особенным. В основном, скучаю по тебе. Скучаю по твоему голосу.
Я закрыла дверь в комнату, улыбаясь, поняв, что вокальное воплощение было взаимным.
— Ну, мой голос, теперь только твой. Мы только что поужинали, и думаю, что могу не смотреть «Эта замечательная жизнь» учитывая, как хорошо я его знаю по памяти. — Я уселась на кровать, вдруг, мне захотелось представить его. — Ты дома?
— Да.
— Где? То есть, в какой части твоей квартиры.
— Диван.
— Что на тебе одето? — Я хихикнула, и с нежным смехом он ответил мне.
— Джинсы и свитер.
— Каким цветом.
— Тот, что темно-красного цвета.
Я представила его, длинные ноги вытянулись, волосы небрежно разбросаны по подушке.
— Носки?
— Ага. Оба.
— Ладно. Понятно.
— А ты? Что одето на тебе?
— Черт, — снова хихикнув, сказала я. — Это напоминает прелюдию к сексу по телефону. — О боже, может, так и было?
— Скажи.
Ооо, и не опустился ли только что его голос на пол-октавы?
— Ну, я одета в бронзовую вельветовую юбку и зеленый топ, и я собираюсь расстегнуть свои коричневые кожаные сапоги. Я сижу на кровати, на которой спала в детстве, хотя сейчас она выглядит совсем по-другому.
— Это где ты была прошлой ночь, когда мы переписывались?
— Ммм-хм. А ты?
— Я был в кровати. Хотя после того, как мы попрощались, мне чертовски захотелось, иметь дубликат твоих ключей, чтобы я смог поехать к тебе и завернуться в твои простыни, и чувствовать твой запах на подушках. — Он замолчал. — Это жутко?
Я засмеялась.
— Нет, я думаю, что это мило. И немного грязно, в зависимости от того, чтобы произошло потом.
Он издал низкий, ленивый звук, словно он потягивался.
— Ну, как прошло твое Рождество? Санта принес тебе много подарков?
— Не так много. Я много и не просила. Мне не очень повезло при обмене подарками, и мне досталась гармоника. Плюс несколько хороших подарочных сертификатов от родителей и бабули.
— Сейчас ты говоришь больше, как южанка, чем обычно, — подразнил он.
— Я в этом и не сомневаюсь. Этого требует мое нахождение здесь. А как ты? Ты виделся с семьей?
— Нет, мы просто долго разговаривали по телефону. Завтра обещают бурю, поэтому это был хороший предлог, чтобы никуда не ехать, так как может появиться работа.
— Они расстроились, от того, что не увидят тебя в твое первое Рождество вне тюрьмы? — на этом последнем слове, у меня убежало сердце в пятки, когда я представила, что мои родители подслушивают этот разговор. Но мне не пятнадцать, и это не стационарный телефон. Возьми себя в руки.
— Возможно, — сказал Эрик. — Но они переживут. Я хочу, чтобы они привыкли к тому, что я не стану бегать домой, каждый раз, когда им этого хочется.
— Мудро.
— А еще я не хотел видеться с отцом, а я слышал, что он будет там. Как-то так.
— Ладно, — согласилась я. — Что ты приготовил на ужин? Что-нибудь особенное?
— Эм, что-то вроде того, полагаю. На днях я купил приличный стейк в супермаркете и приготовил его. — Легкое хмыканье. — Стейк и пиво, в честь Дня рождения нашего Господа.
— Чем бы дитя ни тешилось.
— Вчера купил для тебя подарок, — сказал он. — Надеюсь это уместно.
Мечтательно я ответила:
— Конечно. Что за подарок?
Я услышала теплую улыбку в его тоне.
— Тебе придется подождать и самой это выяснить. Я очень плохо его запаковал. Так плохо, что он похож на шутку. Не смейся, когда увидишь его.
— Я пока еще ничего не нашла для тебя. Но мама отправляет меня домой с целой кучей журналов о садоводстве.
— Значит, ты рассказала им обо мне? — Я почти чувствовала удивление в его голосе. — Как много?
— Ничего о Казинсе. Но все остальное.