— Голубая, поддерживать такую длину волос для меня не проблема, а если тебя это успокаивает — тем более.
Голубая улыбается, принимая из рук Жемчужин большую шпильку.
— Ты возишься со мной, как с маленькой, — произносит она с упрёком. — Или дефектной.
— Не надумывай то, чего нет, милая, — бормочет Жёлтая, едва не мурлыча от того, как нежно та возится с её волосами. — Мне это ничего не стоит.
— Они у тебя такие непослушные… прямо как ты, — прыскает Голубая со смеху.
— Всё, что вы скажете, миледи, будет использовано против вас, — нравоучительно говорит Жёлтая, продолжая сидеть смирно.
— Да-да, дорогая.
— Я серьёзно.
— Мне страшно даже вообразить, какое наказание ты мне придумаешь…
Нового ухажёра Розы зовут Грэг. Жемчужине вовсе не обязательно запоминать их имена, но почему-то именно Грэг прочно отпечатывается в её памяти, заставляя её презрительно фыркать: в этом нет никакого смысла, этот паренёк не удержит на себе внимание Розы даже на пару месяцев.
Никто не может быть ближе к Розе, чем Жемчуг. Никто не может быть ближе к Алмазу, чем его Жемчужина.
Она делает даже ставку сама с собой: неделя или две? может, три?
Гранат говорит что-то о новом искажённом самоцвете и его вероятном местоположении, зовёт с собой Жемчуг и Розу. Первая соглашается сразу, а вот Роза складывает ладони перед собой и извиняется:
— Обещала Грэгу погулять сегодня. Вы справитесь без меня?
— Конечно, — пожимает плечами Гранат и идёт за Аметист.
Ухажёра Розы по-прежнему зовут Грэг. Прошло уже две недели, а он до сих пор держится. Мысленно Жемчуг даже хвалит его.
Раньше Грэг приходил к ним редко, гораздо чаще Роза уходила к нему. Сейчас они любят сидеть на берегу и подолгу болтать: Роза заливисто хохочет, Грэг рассеянно потирает затылок и смеётся вместе с ней. Иногда он играет на гитаре, а она ему подпевает. Иногда она танцует, а он любуется этим танцем. Жемчуг тоже любуется, но издалека. Это ненадолго, как успокаивает она сама себя.
Столь несовершенные создания, как люди, не сравнятся с самоцветами.
Грэг приходит к ним всё чаще, а ведь прошёл уже месяц. Месяц — это много для людей, невольно присвистывает Жемчуг. Конечно, в сравнении с вечностью самоцветов месяц — лишь песчинка на этом бескрайнем берегу.
В редкие минуты абсолютного уединения Жемчуг гордится собой: успех восстания в немалой степени и её заслуга, хотя больше её будоражит мысль о том, что она, хрупкая маленькая Жемчужина, делит вечность на отдалённой планете со своим Алмазом, в то время как другие Алмазы и не подозревают об этом. Хрупкая маленькая Жемчужина обошла Алмазов, похитила их сестру… иронично и смешно.
Теперь хрупкая маленькая Жемчужина дороже Розовому Алмазу, чем все остальные вместе взятые, поэтому её не волнует какой-то человек по имени Грэг.
Человек по имени Грэг приходит к ним спустя два месяца, продолжает играть для Розы, кокетничает и всё так же веселит её, заставляя Жемчужину недовольно хмуриться. Она с удивлением замечает, как спокойно к нему относится Гранат и как равнодушна Аметист, хотя раньше и они его не жаловали.
Грэг даже уговаривает их записать совместное видео, в чём его полностью поддерживает Роза. Никто не возражает: Гранат достаёт свою клавитару, Аметист приносит барабаны, и первые репетиции проходят как по маслу. Одной Жемчуг всё это крайне не нравится. Злобный внутренний голосок подсказывает ей избавиться от этого человека как можно скорее, но у неё есть идея получше.
Нужно просто поставить его на место. Показать, кем он на самом деле является и кем никогда не будет.
И Жемчуг показывает в лучшей своей манере: она умеет грациозно, красиво танцевать; она умеет делать всё, что нужно уметь делать Жемчужине; она умеет даже больше — она умеет сливаться, а это уже очень много значит для самоцветов. Самодовольство её бьёт через край, выливается потоком желчных слов:
— Ты просто временный, ты же знаешь, да?
Грэг тяжело вздыхает.
— Нет, не знаю, Жемчуг.
— Конечно, не знаешь, — продолжает глумиться Жемчужина, не в силах остановиться. — Ты ничего не знаешь о Розе.
— Но я знаю, что она любит меня!
— Послушай, мистер Юнивёрс. Роза находит тебя очаровательным, потому что ты человек. Вот и всё. В лучшем случае ты для неё просто новинка.
— Откуда в тебе столько уверенности?
«Даже не знаю, — думает она злобно. — Наверно, потому что до тебя я отбила её у Алмазов».
— Люди не умеют сливаться, — беззаботно произносит она и начинает плавно двигаться в танце. — Так могут только самоцветы. Жаль, но ты — не самоцвет.
— Да ладно?! А пробовал ли хоть один человек слиться с самоцветом?!
Жемчуг резко останавливается.
— Н-нет…
— Тогда я попробую, — воодушевлённо улыбается Грэг. Жемчужина презрительно фыркает в ответ, но не находит аргументов против. Она действительно не знает, может ли человек слиться с самоцветом, но отчего-то уверена, что нет.
Люди не могут слиться с самоцветами. Грэг только что доказал это наглядно, но они с Розой продолжают танцевать и смеяться, и этот смех такой искренний, такой весёлый. Они продолжают говорить, практически не замолкая, хотя у них ничего не получилось и оба поняли — они совершенно разные. Жемчуг шокированно смотрит на счастливую Розу и не менее счастливого Грэга, на то, как они стараются заново узнать друг друга, и ничего не понимает.
Она не понимает, почему в уголках глаз собираются слёзы, почему у неё такое ощущение, словно что-то утекает сквозь её пальцы.
Что-то очень важное. Что-то, что она уже не сможет вернуть.
Время приносит успокоение, дарит спасительное забытьё.
Для Жёлтой не становится сюрпризом донос разведки о том, что корабль Голубого Алмаза движется к Земле, — напротив, эта весть как-то… успокаивает. Голубая не в силах забыть Розовую, игнорировать воспоминания о ней, в отличие от Жёлтой, и это так похоже на неё, так отлично показывает её характер, что на душе становится теплее.
Ещё немного, успокаивает себя Жёлтая, и одно наследие Розовой будет уничтожено. Шаг за шагом она сотрёт её существование со страниц истории, создаст хотя бы иллюзию их былого счастья, когда всё было прекрасно: когда были лишь она, Голубая и Белая. Когда Розовой и в планах не было. Она сможет обратить взор сестры в будущее, забрать её из лап прошлого, и всё будет снова хорошо.
Она знает абсолютно всё, что произошло здесь почти шесть тысяч лет назад. Она самолично приказала расколоть все самоцветы, которые допустили подобное, пустила в расход практически всю свиту Розовой, перед этим выбив из каждого всё, что он знал о преступлении, всё, что он успел увидеть. Наказания никогда не приносили ей успокоения, не дарили покой — лишь усмиряли злость, помогали выплеснуть ярость.
Голубая знает, что здесь произошло, так, словно сама присутствовала в момент гибели сестры, но единственное, чего она не понимает, — как вся чёртова свита Розовой не заметила присутствия среди них Розового Кварца? Как все они проморгали главу восстания, которая была практически под самым носом?!
Раскол — самое невинное наказание, которое избрала Голубая за такой проступок. Жёлтая прекрасно знает, что та умеет делать намного, намного хуже, если захочет. Она умеет давить, выпытывать правду всеми возможными путями; она может заставить самоцветы умолять об уничтожении, а затем направит на исправительные работы, вынудит преступника жить дальше и сожалеть о содеянном долго, очень долго.
Но это не поможет Голубой. Никогда не помогало. Страдания свиты Розовой не вернут сестру, и всё, что сейчас остаётся, — это смириться с её гибелью.
Роза проводит с Грэгом куда больше времени, практически не участвует в вылазках Кристальных самоцветов, заставляя Жемчужину кусать губы от бессилия. Она пытается говорить с ней — бесполезно. Она пытается спорить, но как Жемчужина может спорить со своим Алмазом? Жемчуг готова кричать и умолять, но знает, что это не поможет. Роза счастлива, но счастлива не с ней — опять, снова.