— Я так устала, что ты постоянно хочешь меня обмануть, Розовая…
От плохого предчувствия у Стивена сосёт под ложечкой. Голубая поднимается со своего кресла и тянет к нему руку, которую мгновенно перехватывает Жёлтая.
— Не принимай опрометчивых решений.
— Это не Розовая. Какое тут ещё может быть решение? — огрызается в ответ Голубая, дёргая схваченной рукой. Хватку Жёлтая не ослабляет.
— В нём камень Розовой.
— И нам следует его вытащить!
— Ты можешь его повредить!
— Предлагаешь бездействовать?! — Голубая зло щурится, вновь безуспешно дёргает рукой и накапливает энергию в другой. По её телу тут же пробегает ощутимый заряд тока и сбивает всю концентрацию, растворяя и без того слабый энергетический шар в воздухе.
Стивен бросает нервный взгляд на Жемчуг и Конни, указывает глазами на противоположную стену, дабы не попасться ненароком под руку, и те быстро кивают, соглашаясь с ним.
— Мы не можем сейчас предугадать реакцию камня, — терпеливо разъясняет Жёлтая. — Если ты сейчас поторопишься, мы можем потерять даже эту часть Розовой. Тем более, — она ухмыляется, кивая на мальчика, — он похож на неё. Ты и сама это чувствуешь.
Сопротивление Голубой даёт слабину: она беспомощно смотрит на сестру, упускает момент, когда её осторожно обнимают.
— Нужно всё обдумать, — задумчиво бормочет Жёлтая и отстраняется, глядя на Голубую, — и не действовать на эмоциях.
Странно видеть поддержку от Жёлтой — той, кто, насколько Стивен знает, милосердием никогда не славилась, — но именно эта поддержка заставляет его чувствовать себя увереннее. Эти двое камень из него вытаскивать не собираются; во всяком случае, у него есть время, чтобы убедить их в этом повторно.
Становится как-то… легче. Словно один груз упал с души.
— Как тебя зовут, говоришь? — уже спокойнее интересуется Голубая, обращаясь к мальчику и протягивая свою ладонь, на которую тот запрыгивает.
— С-стивен!
— Приятно познакомиться снова, — она секунду мешкает, смотря на него в упор, но всё-таки находит в себе силы улыбнуться, — Стивен.
====== Часть 37 ======
В Родном мире всё иначе. Как бы Жемчуг ни старалась отогнать от себя эти мысли, но здесь нет никакой разницы, кто ты такой — важна лишь чистота света, испускаемого твоим камнем. Всё, что имеет значение, — твоё происхождение, и только.
Она старается не видеть в Стивене Алмаза, но признаёт своё поражение так же легко, как легко соглашается со всеми его решениями в Родном мире. Они меняются местами: здесь его слово — закон, а какую-то Жемчужину даже слушать не станут, если только она не говорит от имени своей хозяйки. Стена независимости, что она выстраивала долгими тысячелетиями, даёт трещину.
В Родном мире неловко себя чувствует даже Гранат: всё чаще разъединяется, даже когда в этом нет необходимости; Рубин психует, глядя на Сапфир, а та судорожно оглядывается по сторонам и оправдывается тем, что сейчас ей будет спокойнее видеть будущее, чем ходить вслепую и полагаться на неожиданность.
Частичка Родного мира, спавшая в них издавна, которую они сумели подавить, даёт о себе знать. Чем больше Стивен старается быть похожим на свою мать, тем сложнее Жемчуг абстрагироваться от образа Розового Алмаза.
Розовая меняла мир вокруг себя и никогда не принадлежала такой, как Жемчуг: ни будучи Алмазом, ни будучи Розой Кварц, ни даже будучи Стивеном. Розовая ускользает, бежит сквозь пальцы талой водой, испаряется в воздухе и никому не принадлежит.
Ей остаётся лишь молчаливо наблюдать, как мир меняет свои краски рядом с Розовой, как меняют своё мнение другие самоцветы, как на её сторону встают даже двое других Алмазов.
Жемчуг служила Белой совсем недолго. Она была создана ею для Розовой, она готовилась именно для служения младшей из Алмазов, но даже тех кратких мгновений подле Верховной правительницы ей хватило, чтобы прекрасно понять её нрав.
Чтобы понять Розовую, Жемчуг не хватило и тысяч лет.
Она являет собой чудо: из вероятности меньше тысячной процента вынимает счастливый билет, претворяет в жизнь то, о чём Жемчужине остаётся только мечтать; Белая же — абсолют, не принимающая вероятность ниже девяноста девяти. Все Сапфиры Вселенной не распознают намерений Розовой, зато действия Белой предугадают с лёгкостью.
— У тебя на лице написано, о чём ты думаешь, — тихо произносит Гранат, когда Стивен и Конни засыпают. — Не стоит.
У Жемчуг слёзы на глаза наворачиваются, пусть она и старается этого не показывать. Хотя бы перед Стивеном и Конни, хотя бы ради них.
Аметист громко всхрапывает, отчего Жемчужина дёргается и смотрит на неё. Та, причмокнув во сне, переворачивается на другой бок. Жемчуг тоже хотелось бы быть столь беззаботной, однако всю подноготную Родного мира она прекрасно знает и никак не может успокоиться, находясь здесь.
— Доверься Стивену. Он уже не тот маленький мальчик, каким мы его помним, — продолжает Гранат и слабо, но обнадёживающе улыбается, глядя на подругу. — Он совершит чудо, как и его мать.
— А будущее что, не обнадёживает? — горько усмехается Жемчуг. — Сапфир наверняка его уже просмотрела.
— Будущее, каким видит его Сапфир, никогда не обнадёживало, — кивает Гранат. — Но потому мы и шли за Розой. Она меняла это будущее.
«Являла чудо», — утверждается в своей мысли Жемчуг и переводит взгляд на Стивена. Она даже не хочет знать, что такого увидела в своих предсказаниях Сапфир.
— Не мы первые, Жемчуг, — Гранат неожиданно продолжает, хотя Жемчужине казалось, что их разговор уже закончен, — и не мы последние. Сапфир видит неутешительное будущее, но мы летели сюда, готовые к нему. Иначе бы уже давно сбежали. Всё-таки я верю, что всё будет в порядке.
Никогда не было нужды задумываться, что случится, если вытащить из него камень. То есть в одном Стивен был уверен: без камня он погибнет, но вернётся ли в этом случае его мама?
Запах в стерильном помещении, где он сейчас находится, напоминает о больницах на Земле, и впервые этот запах Стивену так нравится. Вокруг снуют самоцветы Жёлтой и отдают простые указания: здесь поднять руку, тут прислонить камень, плюнуть, всплакнуть, ещё раз прислонить камень, описать ощущения. От некоторых их действий мальчику щекотно, иногда просто неприятно, но в целом ничего страшного.
В соседней комнате точно так же обследуют Конни, аргументируя это тем, что данные по людям из Зоопарка могут оказаться некорректными вследствие их долгой изоляции и жизни на орбитальной станции в течение очень долгого времени.
Жёлтая не присутствует на осмотре лично, но следит за всем происходящим из отдельного помещения, куда самоцветы приглашают Стивена после всех соответствующих процедур. Подле её трона стоят Жёлтая Жемчужина и Гелиодор — и Стивен готов поклясться, что последняя едва ли не сверкает от счастья, хотя тщательно это скрывает. От подобного зрелища он прыскает со смеху в кулак.
Голубая, стоящая позади Жёлтой, приветливо машет ему рукой и что-то нашёптывает сестре на ухо.
— Было довольно весело, — легкомысленно отзывается подошедшая со спины Конни. — Но повторять бы не хотелось.
— Да уж, во второй раз будет скучно, — пожимает плечами Стивен, наблюдая, как Жёлтая смущённо отмахивается от хихикающей Голубой, которая уже направляется к ним.
— Не будем отвлекать наше светило науки от дел, — нравоучительно произносит она, кивая на дверь, и не сдерживает новый смешок.
— Я всё слышу, — нарочито громко доносится им вслед.
— Результаты подоспеют быстро, — говорит Голубая по пути в свою диспетчерскую, усадив Стивена с Конни на ладони. — Думаю, в течение нескольких часов. Знаешь, — тепло произносит она, обращаясь к Стивену, — я рада, что Жёлтая остановила меня. Она всегда удерживала меня от ошибок, которые я могла совершить на эмоциях.