— Спасибо, что не отправила Жемчуг в Риф. Белая наверняка хотела её перенастроить.
Ей не отвечают: с лёгкой, но печальной улыбкой Голубая гладит младшую по голове и уходит — одни звёзды знают, чего ей стоило подделать осколки.
— Стой!.. — Розовая останавливает сестру прямо перед закрытием двери. — Со Стивеном была… была девочка… она?..
— Я отправила её в Зоопарк.
— Она успела бы прожить человеческую жизнь на Земле!
Голубая качает головой.
— Белая собирается дестабилизировать Кластер со дня на день. Не успела бы.
— Она всё-таки сделала это. Вытащила мой камень.
Жёлтая не сразу находит что сказать. Розовая на неё даже не смотрит — нечитаемым взглядом уставилась в небо, на звёзды. Думает о чём-то своём.
Голубая сказала, что её сейчас лучше не трогать, но Жёлтая всё равно нашла младшую взглядом и зачем-то подошла: когда-то давно она сидела на этом же мосту и так же апатично смотрела вдаль — как раз после того, как из-за неё Белая наказала Голубую.
Раз Розовая заговорила первой, значит, хочет поговорить. Простой разговор и нахождение рядом — всё, что пока Жёлтая может ей дать.
— Всё к этому шло, — отвечает она и тише добавляет: — К сожалению, мы не успели.
— Вы хотя бы пытались.
Ровный, спокойный голос Розовой звучит очень непривычно, и Жёлтая думает о том, что шесть тысяч лет — срок не очень большой, но, видимо, достаточный, чтобы младшая из Алмазов поменялась. Хотя бы немного.
Розовая всё ещё не смотрит на собеседницу. Всё ещё обдумывает что-то наедине с собой. Жёлтая лишь садится рядом и тоже смотрит в небо, которое видит уже на протяжении десятков тысячелетий.
Впервые ей кажется, что она способна сделать его более красочным — хотя бы ради сестёр.
У едва появившегося Алмаза самый звонкий смех из всех, что слышала Жёлтая. Она едва признавалась в этом самой себе, но Розовая ей нравится — насколько может нравиться заноза в одном месте, постоянно приносящая с собой одни проблемы.
В ней было что-то такое, что цепляло всех вокруг — цепляло и объединяло одновременно, позволяло находить общий язык, ладить, решать проблемы сообща, даже выговариваться.
— Как дела? — спрашивала она, глядя на старшую снизу вверх.
В её озорных глазах плескались искры веселья, освещая весь Родной мир. То редкое зрелище, от которого Жёлтая едва отрывала глаз. Которому она была готова отдаваться из раза в раз.
Её камень такой маленький и одновременно такой огромный, способный вместить в себя весь тот свет, который младшая изливает ежесекундно, которым она делится со всеми вокруг.
— Всё так же.
Глаза всё те же. В них не сияет больше то чистое веселье, к которому привыкла Жёлтая; в них скорее притаилось что-то тёмное — столь тёмное, что способно поглотить тебя без остатка, едва потеряешь бдительность.
Шесть тысяч лет их не пощадили.
— Мне нравился Стивен, — беззаботно продолжает Розовая, но голос всё равно полон боли. — Хоть я и провела с ним всего четырнадцать лет.
К удивлению Жёлтой, младшая слёз не показывает.
— Мне тоже.
Их склоки больше не имеют значения. Всё равно обе остались в проигрыше.
Порой она говорила о свободе — о настоящей свободе, о мирах, где не было единого порядка, где каждый мог делать что хотел. При этом её камень сверкал ярче обычного, испускал свет, преломляющийся множество раз, прежде чем выйти наружу великолепной монотонной радугой.
Жёлтую её слова лишь забавляли: без порядка они ничто.
— Это всё глупости. Такими темпами империя придёт к упадку.
— Счастье каждого не означает упадок, — глаза потускнели, и радуга поблёкла. Иррациональная боль царапнула камень старшей изнутри от такого зрелища.
— Ты сомневаешься в правилах Белой.
— Я сомневаюсь, что она знает что-то, кроме своих правил.
— Тем не менее, она создала их, — строгий взгляд прожёг слегка наивные глаза своим холодом. — Ты же ничего не создала.
Эти наивные глаза на миг наполнились решимостью. Жёлтая не обратила на это внимания, посчитав разговор завершённым. Младшая болтала ногами в воздухе, сидя на подлокотнике её трона.
«Значит, я создам».
Розовая всё так же болтает ножками, подобравшись к краю моста, на котором они устроились. Теперь смотрит вдаль перед собой.
— Почему ты так хотела исчезнуть и родить человеческого ребёнка?
Одна нога ударяет с глухим звуком по гладкой каменной поверхности. Розовая замирает, осторожно подбирая слова.
— Оставшиеся самоцветы не обрели бы свободы, если бы рядом остался их лидер. Они просто заменили преданность Розовому Алмазу преданностью Розе Кварц. Я хотела освободить их.
— Они всё равно видели лидера в лице твоего ребёнка.
— Но он не знал о Родном мире. Он был рождён, не зная об империи, которую выстроила Белая. Он был олицетворением другого мира, которому я не могла принадлежать полностью, и делился этим миром с другими самоцветами.
Они молчат, и хотя Жёлтой до сих пор сложно понять, о чём думает Розовая, она с усмешкой думает о том, что они действительно стали ближе.
— Все мои самоцветы шли на войну добровольно. Некоторые перегибали палку, но многие не хотели предавать родину.
Голос надломился в последнюю секунду. Младшая опускает голову.
— Мятежники не всегда предатели, — говорит она спустя непродолжительное молчание.
Её глаза были полны упрямства и обречённой ярости — она словно загнанный в угол зверь, у которого не осталось надежды, но остались силы биться до конца. Кричала на Белую, взывала к сёстрам — тщетно, слишком поздно.
Розовые глаза пылали негодованием и одновременно мольбой, тихой просьбой понять. Что-то внутри Жёлтой и Голубой надломилось. Внутри Белой — нет.
— Я могла спасти его, ты… ты!.. Ты не дала мне этого сделать!!!
Показательно-добродушная улыбка Белой не выражала, на удивление, ни единой эмоции. Болезненно сведённые брови Розовой показывали весь спектр отчаяния.
— Тебя разве не ждут дела?
Жёлтая чувствует на себе взгляд Розовой. Скучающий взгляд. Выжидающий. Вовсе не озорной и не весёлый.
— Я снова причинила неудобства.
Опять дела. Порядок. Правила.
— Ждут.
Знает ли Белая что-то, кроме своих правил?
— Так иди.
Теперь всё вернулось к тому, что было раньше, но одновременно всё стало совершенно другим: их взаимоотношения, их разговоры, методы их правления, зёрна сомнения в их мыслях. Свет, потоком изливавшийся когда-то из камня Розовой, сейчас поблёк. Словно её лишили смысла существования.
Взамен они нашли хрупкое взаимопонимание — результат, явно не стоивший этих жертв, но, по крайней мере, это всё, что у них осталось. В этот раз всё хочется сделать правильно.
— Пойдёшь со мной?
Но не сразу, а постепенно. Попытка Розовой была слишком грубой, непродуманной — чистый порыв души, не имеющий под собой твёрдой основы. Жёлтая понимает, что эта попытка была изначально обречена на провал.
Они не совершенны в сравнении с Белой — и всё же они лучше неё в отдельных аспектах. Они не могут противостоять ей в одиночку, — но когда-нибудь смогут победить вместе.
Роза Кварц была не просто лидером восстания — Розовая вложила в её образ саму идею революции. Она заложила фундамент сопротивления из огромного количества осколков простых самоцветов.
Идеальный мир, который кропотливо выстроила Белая, однажды исчезнет. Однажды Розовая наденет маску Розы Кварц снова и поднимет новое восстание, но в этот раз куда глобальнее и масштабнее.
В этот раз она не будет одна. Частичка её прежнего сияния сохранилась где-то глубоко в камнях её сестёр.
Впереди ещё многие века, чтобы разжечь этот свет с новой силой.