В накомарниках душно, но снимать их нельзя. При еде надо хотя бы приподнимать — комары нападают полчищами, лезут в рот, в нос, в уши и жалят так, что из проколов выступают капельки крови. Надевая накомарник, знаешь, что под ним обязательно есть три-четыре штуки — их надо выловить, иначе они не дадут идти: будешь заниматься только тем, чтобы отбиваться от них. Но они все равно ухитрялись: находили микроскопические дырочки в верхе накомарника и кололи сквозь волосы, как острым шилом.
Это проклятие северного лета, жестокий бич тайги и гор, от которого нет избавления, способен свести с ума. Лица у нас распухли, а ничем не защищенные руки стали вдвое толще, они зудели и чесались: на них не было живого места…
Продукты на исходе, мы устали — надо как можно скорее выбираться из гор А они все не кончались. Одна долина переходила в другую, за каждой пройденной горой вставали новые и похоже, что мы в громадной мышеловке и нет нам выхода. Горы закрыли от нас цель, лишили простора — выберемся мы или тут погибнем? И теперь, когда мы были наедине только с горами и не могли преодолеть их ничем не прикрытой мощи, впервые зашевелилось сомнение — оно подтачивало ту твердую уверенность, с которой мы пустились в путь Удастся ли наш замысел? Тут он зависит не столько от нас, сколько от этих проклятых гор, не желающих выпускать..
Утром на шестой день гор мы шли по широкой долине, на юг. Слева влилась еще долина — повернули в нее Высокий мачтовый лес, журчит ручей; долина чуть заметно поднимается, клоня на северо-восток. Идем час, другой — все тот же молчаливый лес, а в нем веселое бренчанье ручья и шмелиный звон. Перед обедом лес начал редеть, мельчать, переходить в кустарник, а долина по-прежнему тянется вверх и ей, уже, как видно, нет конца. Остановились на привал, сварили обед — продуктов осталось только на ужин. Что будет дальше?
Не задерживаясь на отдыхе, пошли снова. Кончился и кустарник — идем роскошным альпийским лугом, сдавленным между гор Поникла, измельчала и трава, ее сменил мох, лишайник, кое-где приподнимаются, стелясь понизу, уродливые полярные березы Солнце слепит, но прохладно: лучи почти не греют Остался позади и лишайник, мы идем по кремнистому, словно укатанному полотну, как по хорошо вымощенной дороге. А долина все поднимается полого и ровно и становится будто жутко, куда она ведет нас? Есть у нее конец и что в этом конце? Прошло много часов, как мы вошли в нее; то и дело сверяюсь с компасом: север-восток-восток Куда мы поднимаемся?
Долина не выпускает: чем дальше, тем неприступнее горы по сторонам. Они превратились в две отвесные стены, серыми скалами вставшие по бокам широкого коридора, опять поражавшего искусством строителя гор коридор почти везде одинаковой ширины; горы-стены равномерно поднимаются вместе с нами Можно догадаться, что это, наверно, ледник когда-то сполз и гладко обточил пол и стены — сознание этого не мешало накапливаться смутному беспокойству.
Уже под вечер открылась огромная прямоугольная площадка, со всех сторон замкнутая острозубыми стенами Выхода нет Мы попали в тупик. Неужели возвращаться назад?!
Идем, исследуем стены. Впереди — груда камней Будто кусок стены обвалился от времени. В загроможденном камнями обвале — проход. Карабкаясь по глыбам, идем по нему, проходим стену — и останавливаемся, изумленные.
Громадная овальная долина мерцает бледно-сиреневым светом По сторонам невысокие фиолетовые горы, скалисто-отвесные, в противоположном конце их едва видно они скрыты пеленой дали. По краям ровного дна лежит снег, а в середине — эмалевая гладь темно-синего озера, тоже теряющегося вдали И на озере, близко от нашего берега, плавает большой гусь Только это белое пятно на густо-синем плавно и медленно движется — больше ни движения, ни звука, ни шелеста. Долина кажется видением, застывшим в абсолютном сне. И редкие облака в низком небе висят над ней, как привязанные.
И еще гусь — откуда тут взялся гусь? В долине снег — мы забрались очень высоко, куда незачем залетать гусю Почему он здесь? Может быть, никакой долины нет, нет и этого гуся и перед нами только мираж, непонятная фантасмагория, возникшая, чтобы увеличить наши испытания? Очнувшись, мы медленно спустились в долину, ступили на снег — слежавшийся, как спрессованный, крупнозернистый, он хорошо держал и сочно хрустел под ногами.
Гусь заметил нас, но ничуть не испугался. Он только немного отплыл и с достоинством смотрел в нашу сторону.
Рюкзаки пусты, а гусь хорошая мишень Мы подошли ближе, набрали льдинок и начали обстреливать ими гуся Он оказался храбрым не бросился в бегство, а спокойно удалился еще дальше, все еще внимательно и будто удивленно рассматривая нас Что за диковинные звери на двух ногах появились в его владениях? Наверно, этот гусь никогда не видел человека.
Мы не могли больше достать его льдинками. Пожалев, что не удалось пополнить запасов еды, оставили гуся в покое и пошли, осматривая восточную гору-стену. Впереди она будто раздвигалась. Может, там есть проход на восток?
Нашли узкую щель. По дну, уходя под камни, журчит ручей, из синего озера. Вошли в щель — она не длинна. Вгляделись вперед, взволновались: дальше ничего не видно, одно небо. Спотыкаясь, почти побежали, одолели щель — и опять остановились.
Полого спускаясь, расстилалось сначала зеленое, потом темное, почти черно-зеленое, а дальше синее, в дымке дали сливающееся с небом необозримое море. На север, на восток, на юг, всюду. Мы стояли высоко над ним — оно начиналось у нас под ногами и, опускаясь куда-то в глубину, далеко, не видно глазу, опять поднималось к небу и растворялось в нем. И ни одна гора не смела подняться над этим безбрежием, заслонить его, нарушить простор.
Это снова была тайга, по другую сторону гор. Горы кончились…
В куликовом царстве
То, что горы кончились, сильно подбодрило нас. И хотя вечером мы покончили с остатками продуктов, это даже будто не беспокоило. Казалось, что теперь мы безусловно дойдем: из гор выбрались!
В сотый раз я разглядывал паршивенькую карту. Еле заметной точкой стояло на ней ближайшее и единственное в этих местах село. Сколько до него — по моей карте не определить: пятьдесят, восемьдесят, а может и все сто километров и больше? А это теперь — вопрос жизни и смерти. Сколько дней идти до села? И найдем ли мы его в тайге? Почему-то мы уверены, что вот, идя по этому ручью, придем к селу, хотя определиться, где мы, никак не можем. А мало ли таких ручьев течет с гор?
Нам казалось, что долина, по которой мы поднялись на последнее плоскогорье и вышли к синему озеру, была как раз концом перевала: очень уж она похожа на дорогу. Зимой, запаленная снегом, она была бы отличным для оленей путем. Может, как мы ни плутали, а все-таки каким-то чудом вышли к перевалу? Если так, то село близко и мы на верном пути.
Но это догадки, на деле может быть все иначе — тогда до села еще много дней. И лучше поторопиться: мы решили идти, нс останавливаясь на ночлег, сколько сможем. После ужина сразу двинулись дальше.
Идти по берегу ручья, спускаясь по пологому склону, легко. Только к утру мы почувствовали, как болят натруженные ноги Но не надо обращать на это внимания: идти, идти, только в этом спасение. Не надо останавливаться даже на привал, для завтрака: есть все равно нечего. Перетряхнули рюкзаки, просмотрели каждую складку: не завалился ли где кусочек сухаря? Напрасно: в рюкзаках ничего съедобного, кроме спрятанного мною сахара. С вожделением вспомнили о брошенных ь первый день продуктах: теперь бы их нам!