Голова в тюбетейке рванулась в сторону. Чалый услышал над ухом:
— Папа, а кто обещал мне показать нивелир?
— Не вовремя ты появился. Некогда мне.
— Но ты же обещал!
— Всякое серьезное дело следует начинать с утра. Сколько там сейчас? Десятый.
— Ну можно хотя бы в трубу посмотреть?
— Это как раз и есть нивелир, а не труба. Он помогает строителям находить горизонтальную плоскость, на которой будет строиться здание. Не мешай! Съезди-ка лучше за песком. Вон на том КрАЗе!
Емелька подошел к водителю.
— Папа велел мне поехать с вами за песком.
Шофер был одет в просторную куртку и темные брюки. Давно не стриженная голова напоминала куст перекати-поля. Водитель протирал ветровое стекло и, не отрываясь от своего занятия, гулким басом спросил:
— Кажется, мне послышался чей-то приказ?
Потом, взглянув из-под руки вниз, еще громче удивился:
— А-а-а! Ваше величество! Здрасте! Так что вы там повелели? За песком съездить? Извольте!.. А откуда у вашего величества такой пестрый свитер?
— Бабушка связала. Наглядное пособие по спектру. Смотрите!
Оттолкнувшись левой ногой, Емелька быстро закружился на правой.
— Ну как?
— Поразительно! Белый свитер!
— То-то же! — сказал Емелька, останавливаясь. — Еще немного, и я уговорю бабушку связать мне такие же брюки. Потом в каблук заделаю ролик, буду вращаться быстрее и вообще стану невидимкой.
— Фантазер ты, я вижу.
— Я не фантазер, я факир.
— А я просто дядя Митя, — представился водитель. — Редкое у тебя имя, — добавил он, хитровато улыбаясь.
— Это не имя, а прозвище. Меня в честь деда назвали Емельяном. А отец меня прозвал «факир в джинсах». Но прозвище мне больше нравится. Внимание!..
Емелька вытянул правую руку, разжал пальцы. На ладошке лежали три серых овальных камешка — галька. Он поочередно подбросил камешки, подхватил их и, подув на кулак, раскрыл пустую ладонь. Цапнув пальцами над собой воздух, снова подул на кулак и открыл его. Галька опять лежала на ладони.
— Молодец! С тобой, я вижу, не соскучишься! Ну что ж, лезь в кабину. Помочь?
— Не требуется. Сами с усами.
Емелька влез на высокую подножку, дернул на себя ручку. Дверь не шелохнулась.
— Не справиться, факир? — водитель толкнул дверь изнутри. Емелька проворно влез на мягкое пружинящее сиденье. Камешки один за другим полетели вверх. Почти не глядя, он ловил их и снова посылал вверх.
— Слушай, факир, может, не стоит ехать за песком? Ты это… — Шофер цапнул перед собой воздух и разжал пальцы у своих ног, будто высыпал песок.
— А что, годится! Только вот черпалка маловата. Моей ладонью до морковкиных заморозков придется черпать.
— Ну что же, мудро говоришь, мудро! Раз так, едем за песком.
КрАЗ угрюмо рычал и, казалось, не ехал, а прыгал с кочки на кочку. Пахло соляркой, жалобно скулила плохо подогнанная деталь в кабине. Боковые стекла дядя Митя опустил, но в кабине все равно было душно. Духота назойливо липла к лицу, к спине, сушила язык и губы.
От нечего делать Емелька представил в своих руках рифленую баранку. Вообразил, как он ведет машину, а мимо, плавно покачиваясь, вместе с пятнистой толпой пешеходов, плывут забор Кировского завода, проходная, выгнутые, как антенны радара, здания на Комсомольской площади. Но вот внезапно кто-то сошел на проезжую часть метрах в пятнадцати от носа машины. Емелька крутанул баранку в сторону и с разгону въехал на тротуар, сбив светофор.
Он громко охнул, зажав глаза ладонью.
— Ты чего, факир? — услышал он испуганный голос шофера.
— Дядя Митя, а вдруг КрАЗ испортится и понесет его на столб или еще куда-нибудь?
— Напрасно так думаешь. КрАЗ- умная машина. Водитель не подкачает — и она не подведет.
— Один водитель подкачал, — вздохнул Емелька и хитро глянул на недоумевающего шофера.
Возле Красненького кладбища самосвал повернул направо.
— Дядя Митя, а что это за цветные горы?
— Это уголь на солнце разными цветами сверкает. ТЭЦ на зиму заготовила. А там дальше — склад песка, за которым нас послали. Его на баржах привозят, потом мощные насосы вместе с водой качают на берег. Вода уходит в канал, а песок остается.
КрАЗ встал в очередь за «Татрой». Экскаватор зубатой челюстью ловко поддевал гору песка, поворачивался к машине и, откинув днище, лавиной высыпал песок в машину. Железный гигант двигался быстро и вызывающе громко хохотал выхлопной трубой, словно ему щекотали живот. Неожиданно экскаватор протяжно заохал: «0-о-о-ох!
О-о-ох!» — будто собирался пуститься в пляс. Это машинист подавал сигналы, призывая самосвал подъехать еще ближе.
От первого ковша песка огромный КрАЗ испуганно ухнул, присел, словно изготовился к прыжку. Следующие порции еще ниже придавили самосвал, и он уже только раздраженно вздрагивал, недовольный тяжелой ношей.
Когда ехали обратно, груженая машина уже не прыгала, а тяжело переваливалась с боку на бок и рычала сильнее, чем пустая.
У стройплощадки водитель остановил самосвал.
— Выходи, факир, будешь показывать, куда мне пятиться, чтобы правильно высыпать груз. Сигналы, значит, такие: машешь рукой от себя — подаю самосвал назад, машешь на себя — еду вперед, влево рукой — подаю влево, вправо — значит, и я рулю вправо. Уразумел? Нацеливай! Свалим на место — облегчим работу строителей.
Емелька махнул рукой от себя. КрАЗ попятился, но не туда, куда надо, а на железобетонную ограду. Еще немного, и машина своротила бы ее. Емелька замахал рукой вправо. Самосвал послушно свернул вправо, но слишком круто, и едва не врезался в штабель плит. Емелька торопливо показал рукой влево, наконец остановил КрАЗ у места выгрузки. Вытер тюбетейкой вспотевшее лицо, извлек из кармана гальку. Пожонглировал, чтоб успокоиться.
Шофер вышел из кабины, осмотрел место выгрузки, невинно спросил:
— А почему у тебя уши покраснели?
Емелька для солидности ответил туманно:
— Слон потоптался, иголку искал…
— Что-то я слона не приметил…
— А его заяц спугнул, что за волком гнался.
Водитель тряхнул головой:
— Я вижу, ты за словом в карман не полезешь. Ладно. Молодец! Хорошо нацелил, будем сваливать.
Кузов самосвала медленно поднялся кверху, влажноватый песок свистнул, выплескиваясь на землю. КрАЗ облегченно подпрыгнул.
Когда сделали три ходки, шофер, высунувшись из кабины, сказал:
— На сегодня все, амба! Приходи завтра, съездим еще к цветным горам.
Застрочив сизым дымом выхлопных газов, самосвал уехал.
Емелька еще побродил по стройке, поискал в песке камешки, стараясь выбрать поаккуратнее, покруглее. Делать было решительно нечего. Солнце припекало. Емелька встал в тени под деревом, посмотрел на небо. Ни облачка. Вдруг прямо над собой в кроне тополя он увидел что-то темное, какой-то продолговатый предмет, по очертанию похожий на человеческую фигуру. Налетавший изредка ветер раскачивал ветки, мешал рассмотреть предмет получше. Внезапно, при очередном сильном порыве, ветки затрещали, Емелька едва успел шарахнуться в сторону, упал, быстро снова вскочил. Неподалеку из песка торчали… ноги кофейного цвета.
— Статуя вроде бы… — пробормотал Емелька, разыскивая глазами лопату или, на худой конец, палку. Вокруг ничего подходящего не было.
В скверике детского садика он заметил своего соседа по дому. Астроном Гелий Меркурьевич Коркин, больше известный среди соседей под именем Геля, что-то искал, раздвигая палкой кусты. Опустившись на корточки, он заглянул даже под штабель досок, перелез через деревянную оградку и подошел к Емельке.
— А почему ты не в пионерлагере?
— Был! У бабушки в деревне тоже был. А теперь хочу с батей дом строить.
— Так ты, выходит, занят строительством? Жаль, жаль! А я хотел просить тебя и твоих друзей о помощи.
— Так не робейте, говорите. Если сможем, то поможем.
— Конечно сможете! Интереснейшее дело! Найди кого-нибудь из своих друзей, знакомых, и через полчасика приходите в парк, что возле завода. Найдешь меня на скамейке у круглого озера. Добро?