А историю, которая приключилась с ним в Брянских лесах, куда со специальным заданием вылетала группа Васенева, знал весь батальон, хотя сам Юра упорно о ней молчал. Сначала проговорился Мишка Качанов, потом дополнил Ишакин. В самолете, когда надо было прыгать, у Лукина развязался вещевой мешок. Содержимое его высыпалось на пол. Пока Юра торопливо собирал да снова прилаживал вещевой мешок, его товарищи уже прыгнули и самолет далеко отлетел от того места, где горели сигнальные партизанские костры. Расстроенный, забыв обо всем, Лукин все-таки ринулся в звенящую пустоту, и командир корабля не сумел его остановить. Юра прыгнул в неизвестность, и тут начались его приключения. Когда приземлялся, угодил ногой на пенек и не мог идти. Кое-как добрался до речки и там, на свое счастье, встретился с девушкой Олей, которая его спрятала и оказала помощь. Потом она повезла Юру к партизанам, но в пути повстречались немецкие мотоциклисты. Лукин не растерялся и уничтожил их, но кто-то из них успел-таки очередью из пулемета ранить Олю. Позднее Лукина с раненой девушкой подобрали партизаны, а от всех этих переживаний у Юры побелел клок волос в чубе.
Лукин без ума влюбился в девушку. И вот уже год получает от нее письма чуть ли не каждый день. Получив письмо, Юра обычно уединялся, особо понравившиеся места перечитывал несколько раз и при этом тихо улыбался. В эти минуты он забывал обо всем на свете — и про своих однокашников, и про старшего сержанта, и даже, видимо, о том, что идет война.
В такие минуты его нельзя было тревожить. Однажды неугомонный Мишка Качанов попытался было пошутить с ним. Подкрался тихонечко сзади и вырвал из рук письмо. Лукин не закричал, не схватился за автомат. Он молча поднялся, исподлобья глянул на улыбающегося Мишку и неожиданно для всех коротким, но сильным взмахом руки, как потом шутили солдаты, врезал тому по скуле.
Мишка потер ладонью щеку, по которой пришелся удар, и зло сузил глаза — вот-вот полезет драться. Но природное чувство юмора взяло верх, да и не прав был — сам понимал это. Усмехнулся криво:
— Думаешь, вторую подставлю — только бей? Дудки! — И вернул Лукину письмо.
— Попробуй подставь!
— Я же не идиот!
— Ну и отвяжись!
— А ты другой раз полегче на поворотах, ненормальный. Удивительно — как человек влюбится, так теряет голову. Я тоже умею кулаками работать, будь здоров.
И Качанов тихонечко ретировался. Но с тех пор у всех пропала охота подтрунивать над Лукиным, потому что поняли — это у него серьезно, он в самом деле тоскует по своей ненаглядной Оле.
Очередное Олино послание Юра получил позавчера и поделился радостью с Андреевым:
— Теперь она совсем здорова. Врачи боялись, что от ранения чахотка начнется. Пронесло!
— Как она там живет?
— Ничего, в колхозе работает. Пишет, что Жору-полицая поймали.
Андреев, по рассказу самого Юры, кое-что знал про этого Жору. Полицай приставал к Оле, все хотел жениться на ней. Придурок был такой. Дорвался до власти и людей мордовал. Судили его в той же деревушке и приговорили к расстрелу. На коленях ползал, прощения просил. А кто должен был его прощать? Он же всем успел насолить.
И в тот вечер, когда колонна «студебеккеров» ушла проселком, с Лукиным стряслось очередное приключение. Юра искал мины не на самой дороге, а в придорожной полосе, слева. За весь день не извлек ни одной мины. Немцы, видимо, минировали торопясь, поэтому ставили заряды на полотне и возле кюветов.
К вечеру на Юрином пути попалась землянка. Попадались они частенько, но все далеко от дороги, в самой глубине леса. Такие не осматривались — не было на них времени. А тут землянка у самой дороги. Лукин остановился в раздумье. Над поверхностью эта землянка возвышалась не более чем на метр. Вход, спускался полого, этакой скошенной траншеей. Ступеньки и стены Траншеи были выложены жердями из неошкуренных березок.
Лукин внимательно исследовал каждую ступеньку, опустился до двери, потоптался. Возникло непреодолимое желание взяться за скобку и распахнуть дверь. Но удержался. Иногда немцы, рассчитывая вот на такую поспешность, изнутри, к другой скобе, прикрепляли фугас натяжного действия.
Юра извлек из кармана клубок из парашютных строп, осторожно, привязал конец к скобе, поднялся наверх, облюбовал пенек, за которым решил спрятаться. Если фугас поднимет в воздух землянку, то пенек будет ему все-таки защитой.
Вжавшись в землю поплотнее и спрятав свою лобастую голову за пенек, Лукин потянул стропу. Дверь подалась нехотя, он потянул сильнее. Взрыва не было. Значит, порядок. Теперь осталось осмотреть землянку изнутри. Потом на двери размашисто написать «Мин нет». Можно поставить свою подпись. Пусть знают те, кто придет сюда после, что до них здесь поработал Лукин.