Генка хотел сказать, что в постели он не нуждается, было бы только тепло, что раздеваться он тоже не будет… Но он этого не сказал, чтобы не возбуждать излишних расспросов.
А в это время в Крутихе не утихала тревога. Приехавшие вечером два конных милиционера увезли с собой в волость арестованного Селивёрста Карманова. Ночью в Крутиху опять нагрянули милиционеры, но уже другие — искать сбежавшего Генку. Один из милиционеров был невысокий, юркий, с быстрыми зоркими глазами: в руках у него блестел электрический фонарик.
— Пошли, пошли, — торопили милиционеры Тимофея Селезнёва.
Тут же были двое понятых и Григорий Сапожков, недовольный тем, что кочкинские милиционеры упустили младшего Волкова.
— Куда идти? — ворчливо проговорил Тимофей Селезнёв. — Вы хоть в лицо-то знаете этого Генку?
— Я-то знаю, — усмехнулся милиционер. — Я и брал его.
— А может, он уж давно в Каменском? — спросил один из понятых. — На поезд сядет — и поминай, как звали.
— Нет, он сюда бросился, его видели, — сказал второй милиционер.
— Ну ладно, не будем спорить! — вмешался в разговор Григорий. — Пошли!
— А куда? — повернулся к нему Селезнёв.
— К Платону!
Двое милиционеров, Григорий, Тимофей Селезнёв и двое понятых пошли к дому Волковых… Они долго стучались, пока Платон им открыл.
— Где Генка? — прямо спросил Платона Селезнёв.
Перепуганный появлением милиционеров, Платон постарался справиться с собой.
— Что вы меня спрашиваете, где Генка? Откуда я знаю! — проговорил он. — Я не сторож брату моему.
— Смотрите, гражданин Волков, — предупреждающе сказал Григорий, выдвигаясь вперёд.
— Чего смотреть! Ты мне постоянно угрожаешь, Григорий Романович, а я ни в чём не виноват!
— Спокойно! — поднимая руку, сказал маленький милиционер.
Григорий и Тимофей Селезнёв вышли в сени, за ними двинулись остальные. Все пошли через двор к мельнице, где, как показалось одному из понятых, мелькнуло что-то похожее на огонёк. «У них же были собаки, цепник старый», — придержал шаг Григорий, но не успел об этом хорошенько подумать: шедший впереди милиционер запнулся обо что-то и выругался; щёлкнул электрический фонарик, бледное пятно света легло на землю.
— Гляди-ка, жердиной! — сказал, нагибаясь к вытянувшемуся цепнику, милиционер. — Кто же это его хватил?
— Тот, на кого натравили!
— Не похоже, чтоб Генка… Чего ему убивать свою-то собаку.
— Ну, это неизвестно… какая тут междоусобица.
— Пошли обратно к Платону. Его, чёрта, спросить как следует надо, — сказал Тимофей Селезнёв.
— Погоди, — перебил Григорий. — А может, Генка и не заходил вовсе в дом?
— Всё может быть, — согласился Селезнёв.
Обход мельницы не дал никаких результатов. Кучка людей остановилась в переулке, вполголоса переговариваясь. Григорий сердито ворчал.
— Упустили, а теперь хотите сразу найти, — выговаривал он милиционерам.
Неожиданно от забора в переулке отделилась тёмная тень. Подошёл Ефим Полозков. Фонарик осветил его узкое большеносое лицо. Ефим жил через дом от Егора.
— Кто-то к Веретенниковым стучался, я слыхал, — сказал он.
— К Егору?
— К нему.
— Айда к гражданину Веретенникову! — бодро сказал милиционер.
Свет из окошка Егоровой избы приманчиво маячил невдалеке.
Все осторожно перелезли через ограду, постучались. Генка, успевший уже попить чаю, быстро встал, надел свою заячью шапку. Аннушка, взглянув на его побледневшее лицо, ничего не успела сказать, не успела даже удивиться: Егор уже открывал защёлку, и с улицы в сени входили люди. Но кто же дверь-то в избу оставил открытой? Ведь не Егор же? Только спустя много времени после всего, что произошло дальше, Аннушка поняла: не закрыл дверь за собой он, Генка… Генка встал за дверью в сенях и переждал, пока все с улицы войдут в избу, а затем тихо выскользнул из сеней и побежал.
Всё случилось в какое-то мгновение. Аннушка, ошеломлённая, ещё стояла неподвижно, когда Григорий с суровым, решительным лицом вошёл в избу, за ним показались понятые, милиционеры, Тимофей Селезнёв и Ефим Полозков. В ту же секунду на дворе, за окнами, послышался топот. Милиционеры, едва не сбив с ног Егора, кинулись из избы.
— Стой! Стой! — кричали они в темноте. Загрохотали выстрелы.
Григорий ещё постоял, обводя избу, Аннушку, Егора горящим взглядом, затем, не сказав ни слова, резко повернулся и вышел.
Егор непонимающе уставился на жену. А ребятишки — Васька и Зойка — все продолжали мирно посапывать на широкой деревянной кровати, они так и не проснулись…