— Ты, как всегда, прав, Алдеке, — с готовностью согласился Барлыбай. — Сейчас народ еще верит нам и откочует с нами. Упустим время — не досчитаемся многих.
Оба бая опустили руки в холодную воду родника, затем провели ими по лицу, словно совершая намаз и давая молчаливую клятву стоять в своем решении до конца. Ласково шелестели листья урючины, журчал родник, внизу, в дымке, белели юрты их аулов. Там ждали покорные жены и джигиты. За надежно припрятанное в сундуках золото баи могли бы купить всю округу. Но они понимали, что наступило какое-то смутное время, и люди, пришедшие в степи к власти, не берут взяток, не чтят их заслуг. Страшно было осознавать баям, что кончилось их время, но Алдажар и Барлыбай знали: без борьбы они не сдадутся.
IV
В жаркий летний день на взмыленном коне Алдажар подъехал к своей юрте. Резко осадил скакуна. Его слуга быстро соскочил с седла и помог баю сойти с коня. Хорошо зная нрав своего хозяина, он видел, что тот задыхается не столько от жары, сколько от глухой, бессильной злобы.
Его жена Шекер бросилась навстречу мужу, почтительно сняла с него легкий чапан, но, поняв его настроение, быстро отошла, занявшись хозяйственными делами. Сын Жаилхан, смиренно поприветствовав отца поклоном, встал, ожидая отцовского зова.
Усталым шагом Алдажар прошел в центр юрты и тяжело опустился на корпеше. Шекер заботливо подложила под его локоть плюшевую подушку. Бай мрачно молчал, поглощенный своими мыслями, раздумывая о вестях, которые приносили ему со всех концов степи верные люди. Вести эти были неутешительными. Жена и сын, не смея нарушить его раздумий, молчали. Жена вынесла из юрты самовар и сноровисто принялась готовить чай. Она чувствовала приближение беды, но не могла понять, что случилось с мужем, что заставляет его в последние время быть таким скрытным и отлучаться из дома, покидая в такую жару прохладную юрту. Сейчас ее еще более насторожили тяжкое молчание и угрюмая замкнутость Алдажара.
Накрыв дастархан, Шекер тихонько протянула ему пиалу с чаем. Алдажар приподнялся, улегся поудобнее и неторопливо, маленькими глотками стал пить ароматный напиток. Выпив, он подержал пиалу в руках, словно раздумывая, окинул взглядом жену.
— Готовься в путь, Шекер, — властно проговорил он. — Завтра всей семьей уедем в Караузяк, — и, опережая возможные вопросы, поднял руку, давая знак молчать. Тяжело вздохнул, плечи его устало опустились. Шекер впервые видела его таким. Несмотря на свои семьдесят лет, Алдажар был крепок и все еще статен. Властный и деспотичный, не терпящий возражений, он держал в повиновении не только семью, родственников, но и всех, кто зависел от него.
Щемящая тоска давила душу Алдажара. Мысли — одна страшнее другой — одолевали его. Владелец бесчисленных отар овец, табунов лошадей и верблюдов, он — бай — должен все свое достояние отдать голытьбе, своим батракам, голодранцам, не имевшим даже приличного чапана! Отдать! Эта мысль лишила его сна и покоя. Отдать! Из века в век владели степью его предки. Он старательно умножал богатства и вот… Нет, только не это! Надо найти выход. Спасти от разорения себя, семью, нажитое. Он лихорадочно искал решение, советовался со знающими и преданными ему людьми, встречался с богатыми и влиятельными в степи баями. Множество вариантов перебрал он, но выбрал один. Бежать! Бежать от этой голодной своры, жаждущей в один день растащить все его достояние.
На тайном сборище баев Алдажар выступил за решительные совместные действия. Он, потомок хана Среднего жуза Кенесары, убеждал заговорщиков: «Сейчас самое удобное время для борьбы с Советами. Необходимо сплотиться, сеять недоверие к новой власти, привлекать на свою сторону колеблющихся, вербовать новых последователей, искать лазейки в советские органы управления. Первый шаг к осуществлению этих планов — угон скота за пределы казахских земель. Голод заставит обезумевшее стадо оборванцев понять, чья власть лучше!» Такова была программа Алдажара.
Невеселы были лица собравшихся в красиво и богато убранной юрте бая. Где выход? Стыли на дастархане изысканные степные кушанья. Тревожное, смутное время переживает казахская степь. Спокойно жили баи при белом царе, да уж более десяти лет прошло, как его свергли. Много крови пролито за эти годы: грабили мирные аулы остатки казачьей вольницы атамана Дутова, много бед принесла созданная феодальной верхушкой во главе с Мустафой Чокаевым и Тынышпаевым алашордынская партия. Но и она изжила себя. Советская власть прочно укоренилась в административных центрах Казахстана, но в глубине степи народ во многом жил еще по старинке. Этим и хотели воспользоваться баи. Многие из них горячо поддержали Алдажара, другие отмалчивались, ссылаясь на то, что им нужно подумать. Были и такие, которые решительно высказывались против. Это бесило бая. Вскочив, он обвинил собравшихся в местничестве, в нежелании объединиться, в отсутствии сплоченности перед надвигающейся бедой, в трусости и предательстве. Потрясая кулаками, он словно взывал к небу: «Что для таких, как вы — родная земля? Неужели вам не больно, что она стонет под ногами неверных?»