– Надо действовать решительно и осторожно…
К этому он не раз призывал следователей и прокуроров на всякого рода совещаниях и собраниях.
В тот день Гольст ушел с работы рано. Жена была премирована на службе билетами на спектакль «Бесприданница» по пьесе Островского. Отказать ей Георгий Робертович не мог. Да и сам он с удовольствием посмотрел прекрасную постановку. Играли великолепные актеры, цвет, можно сказать, театральной Москвы – Пыжова, Алисова, Тенин, Кторов…
После спектакля возвращались домой по улице Горького, через Красную площадь, пешком. Шел крупный пушистый снег, серебрившийся в свете витрин и ярких уличных фонарей. Москва была торжественна и прекрасна в эту тихую ночь.
А у Георгия Робертовича все мысли были заняты завтрашним днем: как сложится первый допрос Дунайского? Первый – всегда очень важный. И для допрашиваемого, и для следователя.
Видимо, заметив отрешенное состояние мужа, его задумчивый взгляд поверх людей, домов, жена, словно прочитав мысли мужа, спросила:
– Ну как, нашел ту женщину? Помнишь, ты говорил, когда мы были у тебя с Володей?
– Да,– ответил Гольст.– Нашел…
Но не стал объяснять, что мертвую.
– Вот видишь, я же говорила,– удовлетворенно произнесла жена.– Если ты берешься…
«Еще посмотрим,– подумал про себя Георгий Робертович,– найду ли я убийцу. Ведь не исключено, что с Дунайским – ошибка»
В Зарядье сели на трамвай. В нем было шумно. Группа молодежи, столпившаяся на задней площадке, громко обсуждала результаты первенства Москвы по конькобежному спорту. Ребята на все лады хвалили Курбатова из общества «Локомотив», который выиграл два забега – на 500 и 1500 метров. Затем они стали оценивать шансы популярных советских бегунов Серафима и Георгия Знаменских, которые отправились в Париж для участия в кроссе на приз газеты французских коммунистов «Юманите».
– Иду на спор, первым придет Жора! – горячился паренек в бобриковом полупальтишке и вязаной лыжной шапочке с помпоном.
– Дудки! – спорил другой, в овчинном полушубке и фетровых бурках.– Победит Серафим!
– Не знаю, как у мужчин,– раздался звонкий девичий голос,– а у женщин первой будет Зайцева!
Со Знаменскими в столицу Франции уехала и прославленная спортсменка Анна Зайцева.
«Знаменские и Зайцева, конечно, выиграют. А вот чем завтра кончится у меня? – подумал Гольст.– Победой или поражением?…»
Когда Георгий Робертович пришел на следующий день на работу, он чувствовал себя так, как чувствует, наверное, командир, приготовившийся к военной операции. Предстояло дать задание различным группам – ударной и резервной, выслать разведку, обеспечить надежность флангов и тыла.
А может быть, следователь походил на режиссера: персонажей надо было расставить так и выпустить на сцену в тот момент, когда это будет необходимо по ходу задуманного действия.
Накануне Гольст попросил своего коллегу П. И. Тарасова-Родионова дать ему в распоряжение двух студентов-практикантов МГУ, удостоившихся чести проходить практику за хорошую учебу не в районной, а в городской прокуратуре.
– А для чего они тебе?– поинтересовался Петр Игнатьевич.
– Архиважное задание,– уклончиво ответил Георгий Робертович.– Не подведут?
– Нет,– заверил Тарасов-Родионов.
И Гольст не сомневался, что это будет именно так. Петр Игнатьевич хоть и не кончал пединститут, но обладал незаурядными педагогическими способностями. Вскоре он стал вести семинары в Московском юридическом институте, в котором учился и автор этих строк, и могу подтвердить: Тарасов-Родионов действительно был прекрасным педагогом и пользовался неизменной любовью студентов всех выпусков…
Но вернемся к событиям того дня.
Подходя к своему кабинету, Гольст увидел своих помощников-студентов – Яшу Полякова и Леночку Захарову. Предупрежденные накануне явиться к девяти часам утра, они пришли значительно раньше. Яша был жгучий брюнет, с пышной кудрявой шевелюрой, Леночка – изящная, невысокая, никак не походила на будущего юриста. Балерина, да и только. Обоим не терпелось узнать, для какого такого архиважного задания их пригласил Гольст.
– Ну, вот что, Яков Ильич и Елена Михайловна,– обратился к ним Георгий Робертович, намеренно величая их по имени-отчеству, отчего практиканты прямо-таки зарделись.– Перво-наперво мы перебазируемся на сегодня в другое помещение. Там вы и получите задание…
Они пошли в другое крыло здания, где Гольст намеревался вести допросы. План его был довольно простой: вызвать свидетелей и задержать в прокуратуре до прихода Дунайского. Но так, чтобы Валериан Ипатьевич их не увидел. В портфеле Георгия Робертовича лежал ордер на арест Дунайского, подписанный им и утвержденный прокурором города.
– Я вам доверяю,– сказал вчера прокурор города.– А решать, понадобится ордер или нет, будете в зависимости от показаний свидетелей и подозреваемого.
Дунайского должен был пригласить в прокуратуру по просьбе Гольста его коллега, следователь Зенкевич (ход этот казался Георгию Робертовичу естественным и единственно возможным, потому что заблаговременный вызов повесткой исключался), и задержать до тех пор, пока Георгий Робертович не проведет допрос соседей по квартире Валериана Ипатьевича, а также его приятеля врача-хирурга Борина.
Главное, к чему стремился Гольст,– Дунайский не сможет узнать, что ведется следствие, и в то же время его можно будет допросить сразу после свидетелей.
Валериан Ипатьевич был вызван на четырнадцать часов. В десять с минутами Гольст решил начать допрос Гликерии Саввичны Жариковой, проживающей в одной квартире с Дунайским. Она была пенсионерка и, скорее всего, находилась дома. Георгий Робертович пошел к Сапожникову просить машину.
– Для кого?– поинтересовался тот.
– Для студентов.
– С каких это пор мы должны катать студентов на легковушке? – удивился Израиль Григорьевич.
– Так вы же сами вчера одобрили мой план…
Сапожников для порядка немного поворчал, но «эмку» взять разрешил.
Гликерию Саввичну Жарикову студенты привезли в домашнем халате, пуховом платке, испачканном мукой, в расстегнутом бордовом пальто с линялым лисьим воротником. На руках у нее налипло тесто.
– Вот, Георгий Робертович,– важно ввела ее в кабинет Леночка Захарова.– Свидетельница доставлена.
Сзади шел бдительный Поляков.
Жарикова испуганно хлопала глазами и не знала, куда девать руки. Ребята явно перестарались. Гольст едва сдержал улыбку.
– Гликерия Саввична,– вежливо сказал следователь,– пожалуйста, пройдите в туалет, вымойте руки.
Жарикова растерянно оглянулась.
– Елена Михайловна, проводите,– попросил Гольст.
Когда они вышли, Георгий Робертович укоризненно посмотрел на Полякова.
– Да мы… да вы ведь просили, чтобы у свидетельницы никакого контакта,– стал оправдываться Яша.
– Но руки-то она могла вымыть. И переодеться…
– А вдруг позвонила бы кому-нибудь? Или успела сказать? Вдруг у нее в комнате человек?
Пожурив перестаравшихся студентов, Георгий Робертович дал Полякову еще одну повестку для вызова другого соседа Дунайского – бухгалтера бумажного треста Брендючкова.
– Просьба,– напутствовал студента Гольст,– если у него в руках будут деньги, не хватайте, как Жарикову, а подождите, пока он их положит в сейф…
Поляков поклялся, что на этот раз все будет в порядке.
Гликерия Саввична вернулась из туалета, окончательно успокоившись. Уютно расположилась на стуле против следователя и разговор начала первая:
– Небось насчет соседа вызвали? Я сразу догадалась…
– Да, расскажите о нем, пожалуйста,– попросил Гольст.
«Раскованная старушка,– подумал он.– С ней, наверное, будет просто…»
– А что там говорить,– махнула рукой Жарикова.– Темная личность. Одну комнату запертую держит, говорит, сын якобы имеет право… А я вам скажу: подкупил он всех. И управдома, и участкового!
Гликерия Саввична сильно окала.
– Дача у него тоже ворованная! Кто поверит, что бухгалтер может себе на честные трудовые деньги такие хоромы купить? У меня муж краснодеревщиком работал, день и ночь не разгибался. А где у нас свой особняк? Нету у нас ничего. Два года назад помер. У него был один коверкотовый костюм, и в нем его в гроб и положили… Вот так! А ежели он комнату держит за собой, пущай за свет платит за двоих. И за телефон, и другие коммунальные услуги… Правильно я говорю или нет?