В квартире была только Жарикова. Она встретила следователя, как старого знакомого.
В понятые Гольст пригласил управдома и жену дворника.
Открыли комнату Дунайского. Просторная, с высоким окном, заклеенным на зиму белыми полосками бумаги, она была довольно уютно обставлена. Буфет светлого дерева с зеркалами и резьбой, трехстворчатый шифоньер, овальный стол с четырьмя стульями. Но он почему-то стоял у стены, а не посередине, как это принято. Широкая двухспальная кровать с никелированными шишечками на спинках располагалась за ширмой в дальнем углу. С потолка низко свисал сиреневый абажур с кисточками. Два кресла и небольшой диван довершали обстановку.
На что сразу обратил внимание следователь – полы были покрашены темным суриком.
– Что, Дунайский делал ремонт?– спросил Гольст у Жариковой, которая тоже присутствовала при обыске.
– Верно, полы покрасил прошлым летом,– охотно ответила Гликерия Саввична.
– Самоуправство это,– недовольно покачал головой управдом.– В позапрошлом году ремонтировали весь дом. Видите, обои еще совсем новые! И паркет перебирали. Сколько я нервов потратил, чтобы достать дубовый паркет! А вот некоторые…– Он махнул рукой.– Такую красоту испортить!
– Ишь чего! – возмутилась Жарикова.– Буржуйская это роскошь, а не красота. Я вон до революции у одного купчика в услужении была. Кажный божий день заставлял натирать! Намахалась ногами, хватит! И правильно Валериан Ипатьевич сделал. Я тоже сразу покрасила. Пройдешься влажной тряпкой – полы блестят, что твое зеркало…
– А когда точно Дунайский покрасил полы?– снова обратился к Жариковой следователь.
– Давненько уже, в прошлом году.
– Месяц не помните?
– Вроде бы в августе… Точно, в августе. Он и обивку поменял на креслах и кушетке. Прежняя, говорит, с обоями не смотрелась…
– Когда поменял? – спросил Гольст.
– Тогда же, когда и полы красил.
«Зачем?– думал про себя Георгий Робертович.– Чтобы скорее забыть ушедшую жену? А может…»
Как утверждал в своем заключении Семеновский, труп Амировой был обескровлен. Если свое страшное дело Дунайский совершил в этой комнате, то покраска полов и смена обивки – попытка замести следы крови.
– У вас плоскогубцы есть? – обратился он к Жариковой.
– А как же! После мужа цельный ящик всякого инструмента остался.
Старуха принесла инструмент. Гольст снял обивку с одного из кресел. Внимательно осмотрел войлочную подкладку, пружины. Ничего подозрительного обнаружить не удалось.
Зато содержимое второго кресла оказалось необычным. Под обивкой в пружинах находились кусок простыни, порванная женская сорочка и трико. На всех этих предметах было множество пятен, похожих на засохшую кровь.
Находки произвели на всех присутствующих тягостное впечатление. Жарикова незаметно перекрестилась.
Показав найденные вещи понятым, Георгий Робертович зафиксировал их в протоколе.
Осмотр кушетки, после того как с нее была снята обивка, тоже ничего не дал.
Гольст попытался представить себе, как было совершено убийство, где Дунайский расчленял труп. По логике, последнее он должен был делать на столе.
Георгий Робертович, сняв скатерть, внимательно осмотрел фанерованную поверхность стола, состоящую из двух частей, так как стол был раздвижной. Как будто никаких следов крови не было.
– А он раньше не здесь стоял,– заметила Жарикова.
– Где?
– Вон там,– указала соседка Дунайского на место под абажуром.
– А остальная мебель находится на своих местах?– спросил Гольст.
– Вроде бы…– ответила старуха, подумав.
Георгий Робертович сантиметр за сантиметром обследовал весь стол: вставную часть, перекладины, ножки. Они были чистые без пятен. Тогда Гольст попросил управдома помочь ему перевернуть стол вверх ножками.
И тут следователь обнаружил на «подошве» двух ножек по краям чуть заметные полоски какого-то высохшего вещества, похожего на бурую краску. Но по цвету они отличались от сурика, которым был выкрашен паркет.
– Будьте добры,– обратился к управдому Гольст,– вызовите, пожалуйста, плотника.
Тот пошел в коридор звонить.
– Сейчас поднимется,– сказал он, вернувшись в комнату.
А пока следователь снова внимательно осматривал раздвижные части стола. Особенно там, где две половинки соприкасались друг с другом. Георгию Робертовичу показалось, что и здесь есть бурые пятна. Не такие отчетливые, как на «подошвах» ножек, но все-таки.
Правда, хозяйка могла готовить на столе пищу, разделывать мясо, птицу, и в щель попала кровь животных.
Пришел плотник, молодой сосредоточенный парень. В руках у него была лучковая пила. Гольст попросил отпилить концы ножек стола.
– Пожалуйста, аккуратнее,– сказал Георгий Робертович.– Не касайтесь кончиков.
Скоро четыре ровных бруска были со всеми предосторожностями упакованы в бумагу. Затем Гольст попросил выпилить бруски от раздвижных половинок стола, там, где они соприкасались в сдвинутом виде.
Следователь еще раз попросил Жарикову точно показать, где прежде стоял стол. Выяснив таким образом, где могли находиться ножки, он дал указание плотнику вскрыть паркет.
– Как это вскрыть? – заволновался управдом.– Ремонт! Столько трудов! Еле-еле дубовый достал…
– Что поделаешь,– развел руками следователь.– Надо…
Но управдом так и не мог успокоиться. Надо было видеть страдание на его лице, когда плотник топориком, принесенным Жариковой, вскрывал одну за другой звонкие дощечки паркета. Гольст внимательно осматривал каждую. А также доски, на которых был уложен паркет.
И снова он увидел бурые пятна. Одно, второе… На нижней и боковых сторонах паркета, на досках под ним. И опять эти пятна отличались по цвету от краски, которой был окрашен пол.
Скоро посреди комнаты образовалось несколько плешин. Бурых пятен здесь было много. А в одном месте, там, куда приходились ножки стола, они образовали обширную засохшую лужу. Гольст попросил плотника выпилить эти куски досок.
Работа была трудоемкая. И пока парень возился, сгустились сумерки. Заканчивал он уже при электрическом свете.
Гольст посмотрел на часы: время рабочего дня истекало. Надо было прерывать обыск.
– Все, товарищи,– сказал следователь,– на сегодня хватит.
Запаковав вещественные доказательства, Георгий Робертович закрыл на ключ комнату Дунайского, опечатал ее и отпустил понятых, сказав, что завтра обыск будет продолжен.
Приехав в прокуратуру города, Гольст прежде всего подготовил постановления о назначении экспертиз. Одно на повторную, частей трупа, второе – на исследование бурых пятен, обнаруженных в комнате Дунайского, третье – на исследование найденных в кресле под обивкой вещей.
Домой Георгий Робертович пришел поздно. Сынишка уже спал. Поужинав вдвоем с женой, Гольст тоже лег
Но сон не шел. В голове сами по себе строились планы – как и что искать еще в комнате Дунайского, какие действия предпринять помимо обыска, когда лучше вновь допросить обвиняемого.
«Пока не будет на руках результатов повторной судебно-медицинской экспертизы и исследования пятен, разговор с Дунайским вряд ли принесет пользу»,– решил Гольст.
За окном спала Москва. Только изредка доносился шум проехавшей машины. Георгий Робертович уже стал подремывать.
Вдруг в коридоре раздался телефонный звонок. А через полминуты стукнули в дверь.
– Георгий Робертович, вас,– позвала соседка через закрытую дверь.
Гольст поспешно натянул брюки, накинул на плечи пиджак. Жена даже не открыла глаза: поздние звонки были делом привычным, муж – следователь.
Георгий Робертович вышел в коридор, взял трубку.
– Гольст слушает.
– Рано вы меня на тот свет отправили, товарищ Гольст,– с усмешкой произнес на другом конце провода женский голос.
– Кто это?
– Амирова говорит… Нина Амирова,– продолжала женщина.– Как видите, жива и здорова, чего и вам желаю…