А инженером Хруминым в этот день Георгий Робертович заняться не смог, помешали другие неотложные дела.
Назавтра с утра Гольсту дали знать, что Дунайский в прокуратуре. Георгий Робертович пригласил его к себе.
Валериан Ипатьевич был чуть выше среднего роста, держался прямо. Несколько аскетическое лицо с правильными чертами. Глаза глубокие, взгляд настойчивый, словно изучающий. Он отдаленно походил на кумира московской и петербургской публики предреволюционных лет певца Вертинского, на концерте которого Гольсту как-то удалось побывать, еще будучи гимназистом. И еще Дунайский был чем-то похож на артиста Хмелева в роли Каренина в спектакле МХАТа.
Поздоровавшись, Георгий Робертович предложил Дунайскому сесть.
– Валериан Ипатьевич, тут у меня возникло одно сомнение,– обратился он к нему И дал прочитать заключение судебно-медицинского эксперта по делу самоубийстве.
– По-моему, медицинское заключение вполне квалифицированное,– сказал Дунайский.
Самоубийство, о котором шла речь, было совершено при помощи бритвы. Фотографии умершего, вернее, характер самого ранения, и вызвал сомнение у Гольста.
– Собственно, вот что нас смущает.– Гольст придвинул к Дунайскому раскрытую папку с делом.– Посмотрите, вот тут на фотографии ясно видно: на шее погибшего, рядом с краями раны, несколько надрезов. Они, правда, неглубокие, но…
– Понятно,– кивнул Дунайский.– Подобные надрезы встречаются при аналогичных способах самоубийства довольно часто. Причем не имеет значения, где нанесено ранение,– на шее или на руке. Это хрестоматийный пример. Его приводят почти во всех учебниках и исследованиях по судебной медицине. Самоубийца колеблется, не решается, несколько раз пробует Отсюда, как правило, возле основной раны и надрезы.
Валериан Ипатьевич довольно подробно объяснил, что это вызвано особым психическим состоянием человека, решившегося на такой страшный шаг.
Гольст отметил про себя: врач говорил очень убедительно, что свидетельствовало о его большом опыте и знаниях. Но как раз этот опыт и смущал старшего следователя. В ушах так и звучали слова Семеновского об убийце Нины Амировой. «Он знал, что к чему…»
Подозревать… Какое это мучительное состояние. Каждый раз Георгий Робертович переживал: а вдруг он, следователь, ошибается? Вдруг собранные факты и улики – лишь роковое стечение обстоятельств и подозреваемый невиновен? Можно ли строить какие-то предположения только на основании того, что Дунайский – судебный врач и прекрасно владеет скальпелем? Ведь Борин, как хирург, владеет тем же скальпелем, видимо, не хуже.
И все же Гольст решил бросить пробный камень. Прощаясь с Дунайским, он как бы невзначай опросил:
– Ну, что слышно о вашей жене? Как идут розыски? Результаты есть?
Гольст провожал Дунайского к дверям кабинета. При этих словах Валериан Ипатьевич словно споткнулся.
– Ищут… Говорят, ищут…– пробормотал он несколько растерянно, как показалось Георгию Робертовичу. И тут же взял себя в руки.– Я несколько раз напоминал. Но, увы, пока безрезультатно,– продолжал он уже более спокойно.
Дунайский остановился и стал рассказывать, что подал заявление в МУР семь месяцев назад, приложил к заявлению фотографии жены…
Когда он ушел, Гольст долго размышлял, почему вопрос о жене так смутил Дунайского.
Впрочем, понять это было можно: исчезла жена. Любой на его месте будет переживать. И все же реакция Валериана Ипатьевича очень насторожила Гольста. Он решил посоветоваться с начальником следственного отдела прокуратуры города И. Г. Сапожниковым. Но тот уехал по делам. Чтобы не терять времени. Георгий Робертович занялся инженером Хруминым.
С ним вопрос прояснился довольно легко. Игорь Иванович был заядлым альпинистом и свой отпуск неизменно проводил в горах. На этот раз их группа отправилась на Памир. Жена Хрумина даже не знала, что ее муж должен был участвовать в восхождении на один из «семитысячников», находящихся в нашей стране. Мероприятие это едва не кончилось трагически. Связка, в которой шел инженер Хрумин, попала в снежный обвал. Их отыскала поисковая группа на третий день, когда шансов на спасение почти не оставалось. У Игоря Ивановича были обморожены ноги, и его в тяжелом состоянии положили в местную больницу.
Итак, Хрумин имел алиби.
А вот с Бориным было пока неясно. Вызывать его самого или допрашивать знакомых следователь не решался. Боялся, как бы не дошло до Дунайского, что делом его жены занялась прокуратура.
Об этом состоялся на другой день разговор у И. Г Сапожникова, начальника следственного отдела. Среднего роста, всегда спокойный, он говорил с хрипотцой.
– Значит, насчет Дунайского, я вижу, у тебя сильные подозрения, так? – спросил Израиль Григорьевич.
– Да,– подтвердил Гольст.
– Основания?
– Во-первых, показания сестры Амировой. Насчет кольца, побоев и так далее…
– Это пока не проверено,– покачал головой Сапожников.
– И еще реакция Дунайского, когда я спросил о жене…
– Так ведь жена! Попробуйте поставить себя на его место. Интересно, вы бы реагировали спокойно?
– Наверное нет,– согласился Гольст.– Но поверьте, Израиль Григорьевич, интуиция мне подсказывает…
– Интуицию к делу не пришьешь,– с улыбкой проговорил Сапожников.
– Это так. Но давайте проследим даты. Амирова, как утверждает Дунайский, пропала двенадцатого июля. Более полутора месяцев об ее исчезновении он официально не заявлял. Понимаете, даже на службе ни слова. А ведь Дунайский сотрудничал с работниками МУРа!
– Стыдно было,– возразил Сапожников.
– Да, но вот одна деталь. 28 августа был найден последний сверток с частью трупа, а 29, обратите внимание, двадцать девятого августа, на следующий день, он наконец пишет заявление в Московский уголовный розыск…
– А может, это совпадение? Я имею в виду, что он подал заявление двадцать девятого?
– Сомневаюсь, хотя и не исключено…
– Вот вы здесь, Георгий Робертович, привели доводы только против Дунайского. А попробуйте найти «за».– Видя недовольное лицо Гольста, Сапожников пояснил:– Ведь вы следователь. И прежде чем прийти к какому-нибудь решению, обязаны в своей голове все проиграть. Пусть в вас спорят прокурор и адвокат. Один выдвигает версию, другой ее опровергает…
После разговора с начальником следственного отдела Георгий Робертович еще раз тщательно ознакомился с материалами дела. Конечно, Сапожников прав: надо было все более основательно взвесить, прежде чем начать решительно действовать. Пока что Гольст в своих подозрениях опирался в основном на показания Кулагиной. Поведение самого Дунайского мало проливало света на эту историю. То, что он тянул с подачей заявления, еще ни о чем не говорило. Может, и в самом деле в его положении так поступил бы любой – оттянуть как можно дольше, а вдруг беглянка объявится. Спешить признаться перед сослуживцами, что сбежала жена, не каждый станет.
Сидеть сложа руки и ждать Гольст не мог. Откладывать – значит дать возможность преступнику замести следы. Дунайский – опытный человек. А ждать чего?
С другой стороны, если он не виновен, а Гольст предъявит ему обвинение, не оберешься неприятностей. Затаскают по начальству. Кто-кто, а Дунайский постоять за себя сможет.
Получался своего рода заколдованный круг: пора было уже вызывать Дунайского на допрос, провести обыск в его квартире, но, если он действительно виновен и почувствует, что им интересуются, может скрыться.
Один выход – арест в порядке избрания меры пресечения.
Георгий Робертович опять пошел к Сапожникову.
– Ордер на арест Дунайского?– переспросил начальник отдела, выслушав исповедь Гольста.– Взять человека под стражу – дело серьезное…
– Потому и пришел к вам посоветоваться… А если начну копать глубже и он сбежит, тогда как?– не сдавался Гольст.
Сапожников предложил сходить к прокурору города.
Внимательно выслушав доклад старшего следователя, прокурор города Филиппов с его доводами в принципе согласился. И в конце посоветовал: