Bestseller
ТРУДНЫЙ ПУТЬ
Н. Фолдекс
У. Миллер
Дж.Х.Чейз
Ник Фолдекс
Гроб с бархатом и фиалками
1
За последнее время бар «Кельтик» мне здорово осточертел. Наверное, это самый скучный кабак во всем Париже. Я был сыт им по горло.. Бренчать на расстроенном рояле без перерыва по пять часов и смотреть, как зевает бармен, раскладывая меню... Каждый день у нас сидел один и тот же гость, засыпавший . за биржевой газетой. Шум, который он производил своим храпом, был просто нечеловеческим, и для такого виртуоза, как я, это звучало оскорбительно. .
Без пятнадцати десять через заднюю дверь, как вспугнутая крыса, появился Сельмер, наш босс, и сразу же набросился на меня.
— Настроение! Настроение! Я не для того вас ангажировал, чтобы гости засыпали. Ну, сыграйте теперь,. Фолдекс, какой-нибудь бодрый хорал. Почему вы не играете «Альпийский вальс»? Впрочем, усталым современникам он все равно бы ничего не сказал, а вещица, которая заставила бы их проснуться, пока не написана.
Сельмер покраснел и начал орать. Я с силой взял фальшивый аккорд, захлопнул крышку рояля и дал понять, что не позволю кричать на себя за какие-то паршивые шестьсот франков. В дальнейшем Сельмер может сам бренчать на своем комоде.
В гардеробной Иветта подала мне плащ и шляпу и тихо произнесла:
— Неужели вы покинете нас, Никки? Кто же будет рассказывать новые шутки? Поверьте, я всегда относилась к вам с уважением.
— Ничего, фиалочка,— сказал я,— на следующей неделе я зайду, и мы вместе сходим в кино.
Впрочем, она в самом деле неплоха, эта малышка.
Я бросил прощальный взгляд на всю эту лавочку. Сельмер как раз накинулся на бармена, и я испарился через турникет. К сожалению, этой вещью нельзя было хлопнуть.
Снаружи было темно, хоть глаз выколи. Холодный парижский зимний дождь ударил по краям моей шляпы и окончательно смыл остаток хорошего настроения. Я остановился, поднял воротник плаща и закурил сигарету. Потом я пошел, вплотную прижимаясь к домам, чтобы не шлепать по лужам. Честно говоря, у меня было желание крепко выругаться, но это было бы бесцельно, так как не прибавило бы мне и трех франков.
Когда я пересек площадь Сан-Филиппо де Рауль, мощный порыв ветра чуть не свалил меня и одновременно еще сильнее забарабанил по асфальту дождь. Длинный «крайслер» медленно скользнул рядом со мной. и остановился. Из него вышел мужчина и начал высвечивать карманным фонарем названия улиц. Когда я подошел ближе, он крикнул мне:
— Не. правда ли, собачья погода? Вы случайно не знаете ночной клуб «Корсо»?
Я ответил, что специализируюсь по кабаре и знаю ' этот клуб, как карманы собственных брюк, и что здесь его бесполезно искать, потому что эта таверна находится на Монмартре.
— Объяснить туда дорогу трудно,— добавил я,— но, если хотите, я могу поеха-ть с вами. Мне тоже надо в ту сторону, я живу в ста ярдах от «Корсо».
Он согласился. Мы сели в машину и тронулись. Я направлял машину разными закоулками, чтобы водитель не заметил, что мы едем в основном к рю Пигаль. Когда после многочисленных поворотов показалась неоновая реклама «Корсо», мы остановились и я вылез из машины. Человек за рулем поблагодарил меня за помощь и сказал, что такую путаную дорогу действительно трудно было бы объяснить.
На перекрестке я должен был пропустить длинную цепь автомашин и потому еще раз случайно оглянулся на «Корсо». Человек из «крайслера» как раз держал открытой заднюю дверцу машины. И я увидел, как высокая дама в меховом манто и с черной шелковой шалью на платиновых волосах выскользнула из машины и исчезла в дверях клуба.
Я проехал почти половину Парижа и нё заметил, что позади меня в темноте сидело драгоценное существо. Так вот почему в машине веяло ароматом «Арпеджо .де Ланвин».
Уже из вестибюля я заметил белый конверт, засунутый за ручку моей двери. Ночной портье, видно, опять вышел пропустить рюмочку, поэтому я мог не бежать через вестибюль, как делал это каждый раз из-за двух тысяч четырехсот франков, которые задолжал за квартиру.
Войдя в комнату, я бросил шляпу и плащ, вытащил из обувного ящика бутылку «кальвадоса», налил полстакана и одним духом проглотил. После этого взял пилочку для ногтей и осторожно вскрыл письмо. Его содержимое ошеломило меня: из конверта выпал чек на пятьсот тысяч франков и пять тысячефранковых банкнот.
Я сел на край кровати и быстро прочитал записку. Она была от старого школьного товарища и гласила:
«Воскресенье, вечер.
Мой дорогой Никки!
Час назад у нашего общего знакомого я смог получить твой адрес. Будь добр, как можно скорее приходи ко мне по адресу: бульвар Капуцинов, 17, третий этаж. Я нахожусь в положении, из которого не могу выбраться. И единственный человек, который может мне помочь, это ты, дорогой Никки. С твоей старой симпатичной наглостью и с твоей решительностью, я уверен, ты не бросишь меня в беде, хотя мы ничего не слышали друг о друге в течение многих лет.
В спешке и заботе твой друг Поль Бервиль.
Р. S. От твоего хозяина я узнал, что ты в финансовом затруднении. Поэтому прилагаю деньги».
Разумеется, хозяин дома не замедлил еще раз использовать удобную возможность поведать о моей ночной жизни, о моих кутежах и неоплаченных счетах. В его глазах я был пропащим.
. Быть может, он прав. Я подошел к зеркалу и стал пристально рассматривать себя. Внешне за последние годы я мало изменился, но что осталось от меня? Ничего! Пианист, который болтается из бара в бар, выкуривает тридцать сигарет и выпивает бутылку «кальвадоса» за день и имеет вечно не оплаченные счета. А когда-то я был интеллигентным живым юношей, верящим, что может покорить весь мир. Поль Бервиль же, наоборот, был скромным студентом-химиком, а теперь он, не моргнув глазом, посылает мне чек на пятьсот тысяч франков только потому, что ему мучительна, мысль, что есть люди, которые могут быть должны за квартиру. Судьба неразборчива: одних поднимает ввысь, других загоняет в болото.
Я спрятал в карман деньги, чек и письмо, схватил плащ и шляпу и закрыл свою квартиру. Внизу я бросил ключ на стол портье, вышел на улицу и остановил такси.
Десятью минутами позже я уже нажимал на электрооткрыватель двери дома № 17 на бульваре Капуцинов. На лестнице горел свет, она была широкой, из мрамора, с зеркалами у стен, и говорила о роскоши. Как и в большинстве домов подобного типа, на каждом этаже находилась только одна квартира. Дверь нужной мне квартиры на третьем этаже была чуть приоткрыта. Я вошел.
Из передней я увидел открытую дверь, ведущую в ярко освещенный кабинет. И тут я заметил Поля. Конечно, наше свидание я представлял себе несколько другим.
Поль Бервиль лежал на персидском ковре. Он был мертв, это я понял сразу.
Я ощупал тело. Оно было еще теплым. Из раны на затылке чуть сочилась кровь. По положению трупа можно было понять, что убийца стрелял из соседнего помещения, отгороженного занавесом, рядом с которым стояли высокие часы.
Я отодвинул в сторону занавеску, повернул выключатель и очутился в облицованной бело-голубым кафелем ванной комнате.
Усевшись в кресло у окна, я вытащил свой серебряный портсигар, положил его, как пепельницу, раскрытым на колени, закурил сигарету и сунул погасшую спичку в карман плаща.
Одно можно было сказать твердо: Поль определенно знал, что сегодня вечером кто-то собирается его убить, иначе он не послал бы чек на такую крупную сумму.
У меня были две возможности. Первая — вернуться домой, лечь спать и оставить все как есть. Бервилю все равно уже ничем не поможешь. Об этом теперь должна позаботиться полиция.
Вторая:..
Обдумывая все это, я бросил взгляд на труп Поля. Он в скрюченном положении лежал у письменного стола. Правая его рука протянулась в мою сторону, будто он хотел меня приветствовать. Это меня растрогало. Мне стало ясно, почему Бервиль положил в конверт деньги. Он хотел, чтоб я сунул свой нос в это дело, пусть даже после его смерти. Быть может, кто-то еще находился в опасности, кто-нибудь, кто был ему близок.