Я начал обедать, а Джойс отправился в бюро Дульби, пообещав мне оттуда позвонить. В начале третьего раздался телефонный звонок.
— Чем занимаешься? Качаешь ребенка? — спросил Джойс.— Я получил список пропавших без вес!и пассажиров «Изабеллы». Миранда плыл в каюте второго класса вместе с мистером Мацейсом из Чикаго. Во время катастрофы Мацейс погиб.
— Почему, собственно говоря, затонула эта скорлупка?
— Якобы налетела на плавучую мину. Я уже дал задание Дульби навести по телефону справки об этом Мацейсе.
— Хорошо.
— Кое-что, я думаю, тебя заинтересует, Никки. Кажется, инспектор Гастон всерьез взялся за эту историю. Я только что встретил Джорджа Валлеса, репортера из отдела, освещающего дела об убийствах. Он сообщил, что Гастон хочет вскрыть второе завещание Бервиля, чтобы узнать, в чью пользу оно составлено.
— Ты сказал — второе?
— Да, якобы за несколько дней до смерти он составил его.
— Ну, это меня радует. Наконец-то полиция зашевелилась. Я уж думал, что эти люди проводят рабочее время, ожидая у моря погоды...
Я поблагодарил Джойса за справки и повесил трубку. Закурив сигарету, я растянулся на кушетке и принялся следить за игрой снежинок.
Дело становилось все сложнее. Найти правильную его разгадку было нелегко. Да и как это сделать? В таком сплетении лжи, дружеских улыбок, драк, неразберихи предположений и фактов, когда одно опровергало другое и когда все это на первый взгляд имело так мало общего с преступлением. Это напоминало детские кубики, где на каждом кубике помещается только часть картинки. Необходимо поломать голову, прежде чем сложить их так, чтобы получилась целая картина.
Во всяком случае, после звонка Джойса мы получили новые, недостававшие нам кубики. Главный из них: Бервиль заменил свое первое завещание новым. Взглянем внимательнее на Бервиля. Он был честен, прилежен и во всем любил порядок. Год назад он женился на красивой женщине, в которую был безумно влюблен. Будучи солидным человеком с большим состоянием, свои личные бумаги он держал в образцовом порядке. Перед женитьбой он сделал завещание. В пользу своей жены. И тут происходит интересная вещь: проходит год и за несколько дней до смерти Поль составляет новое завещание. Кому же он теперь хотел завещать свое состояние?
Я сделал глоток «кальвадоса», скрестил руки на затылке и попытался поразмышлять дальше, но сеттер мешал мне. Ему нравилось, держа в пасти мою перчатку, носиться между стульями в ванную и обратно.
— Эй, Пумперникель, если ты не перестанешь, я задам тебе взбучку!
Собака остановилась, легла возле двери и продолжала там играть перчаткой.
Я задумчиво смотрел на нее, пытаясь отыскать потерянную нить. Неожиданная мысль заставила меня вскочить с кушетки, словно меня укусила змея. Я вытянул ящик письменного стола, бросил взгляд на план города и стал натягивать пиджак. Захватив плащ, я хлопнул дверью, и помчался вниз по лестнице. На углу улицы я прыгнул на подножку автобуса.
Мысль, заставившая меня выскочить из квартиры, была подсказана сеттером, игравшим с моей перчаткой. Мне стало ясно, что Элиан Лендри дурачит меня.
Когда я вчера был у нее, одна моя перчатка упала с полки над вешалкой и валялась дюймах в десяти от двери. Как могла она лежать на том же самом месте час спустя, если за это время Алекс Лендри входил и выходил через эту дверь из квартиры? Дверь открывается внутрь, и перчатка должна была отодвинуться примерно на пол-ярда. Или Алекс уже был в квартире, или он пришел через другой вход. Но черного хода в двухкомнатной квартире Элиан, конечно, не было.
Городской план кое-что мне подсказал. Дом № 5, где жила Элиан, и дом № 16, где жил Алекс, составляли один и тот же дом, выходивший на две улицы.
У оперы я сошел с автобуса и прошел к дому № 16. Перед домом дворник счищал снег. Я представился ему архитектором из городского строительного управления, объяснив, что должен посмотреть план дома из-за монтажа новой канализации.
Он ответил, что план висит в бывшем бомбоубежище, и пошел искать ключ от подвала. Это оказалось не так-то просто. Я успел выкурить сигарету, рассмотреть развешанные по стенам портреты певцов, акробатов, музыкантов. Большинство из них имели надпись: «Господину Дюпону». Я спросил, не он ли этот Дюпон? Он кивнул.
— А от Эдит Пиаф у вас ничего нет? — осведомился я.
Он ответил, что она так знаменита, что об этом он даже не может и мечтать.