— А я знаком с ней,— сказал я,— и может быть, мне удастся достать для вас ее фото с автографом.
Он пришел в восторг и прочитал мне маленькую лекцию о голосе Эдит Пиаф, после чего неожиданно вспомнил, что ключ со вчерашнего дня торчит в двери подвала.
Мы спустились вниз по сырой каменной лестнице.
— Если я не ошибаюсь,— начал я подбираться к нужной мне теме,— в этом доме живет мой старый знакомый Алекс Лендри.
— Да, мсье Лендри живет на втором этаже справа.
На стене подвала висел план дома. Я внимательно рассмотрел расположение второго этажа. Квартиры не имели черных выходов. Элиан тоже жила на втором этаже, на широкой стороне блока. Кухни квартир Элиан и Алекса были смежными, и в одном и том же месте на плане были обозначены кухонные шкафы. Штриховка означала, что перегородка между шкафами была дощатая. Алексу достаточно было выломать несколько досок, чтобы свободно переходить из одной квартиры в другую.
Мы вышли из подвала.
— Алекс все еще сходит с ума по скачкам? ;— спросил я дворника.
— О, да! И еще как! Каждый полдень я вижу его, он поручает мне относить конверты с деньгами в букмекерское бюро Томаса. Мне жаль его денег, но — кто знает! — может быть, он иногда и выигрывает.
Я кивнул и ушел.
Мне нужно было только свернуть за угол, чтобы оказаться перед домом Элиан. Школьники бегали по улице, играя в снежки. Я прислонился к стене дома и закурил. Чувствовал я себя несколько оскорбленным: по всей вероятности, обе эти куколки считали меня полным идиотом. Сначала любовный спектакль разыграла Рита, после чего сразу же ударила меня по голове бутылкой. А сейчас еще одна новость: оказывается, Элиан тоже разыгрывала со мной грошовый роман.
Я бросил сигарету в сточную канаву, поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру Элиан, нажимая на звонок до тех пор, пока не открылась дверь.
— Это ты, дорогой! Что случилось? — спросила она.
На ней было песочного цвета кимоно, глаза широко раскрылись от удивления.
— Ничего,— ответил я, входя и вешая плащ.— Ничего.— Помолчав, я произнес: — Мы сядем в уголке и немного побеседуем, сокровище, о вещах, которые ты забыла мне рассказать в прошлый раз.
Она серьезно взглянула на меня своими большими серыми глазами. Потом повернулась и пошла впереди меня в гостиную. У меня было такое впечатление, будто ее мозговой аппарат работал со скоростью турбины. Мы сели. Вокруг ее глаз лежали тени, очевидно, она плохо спала. Но это не портило ее красоты: она выглядела, как это ни странно, привлекательнее, чем обычно.
Подняв на меня глаза, Элиан сказала:
— Не знаю, правильно ли я поступила, влюбившись до умопомрачения в абсолютно неизвестного мне человека. Ты совершенно не тот сегодня, что вчера. Твой звонок вызвал целую бурю в моей душе, но, войдя, ты не поцеловал меня, а теперь разговариваешь со мной таким ледяным тоном.
Она заломила руки.
— Могу ли я доверять тебе? Я не знаю.— И уже несколько тише она добавила: — Я чувствую себя усталой и разбитой... Ни одному человеку, как видно, нельзя доверять...
Я пустил чудесное колечко дыма к потолку. Нужно быть внимательным. То, что я безумно хотел близости с нею, она могла бы обратить в оружие против меня.
— Вы, женщины, любите говорить о доверии,— начал я,— вы проводите дни и ночи, мучаясь над вопросом: на кого можно положиться, а на кого нет. Если же в конце концов вам попадается человек, действительно заслуживающий доверия, вы сейчас же обводите его вокруг пальца. Все, что ты мне рассказывала о Бервиле, было ложью.
Ойа удивленно выпрямилась. Движением руки я остановил ее.
— Не Бервиль хотел держать в тайне ваш брак, а ты. Это единственное условие, которое ты ему поставила. Разумеется, он сказал «да», и на этом была поставлена точка. Но почему ты хотела скрыть свой брак с Бервилем? Одна лишь мысль, что ты стала женой Поля, была тебе неприятна. Это означало бы, что твоя связь с Алексом пришла бы к концу, узнай он правду. Но видишь, меня надуть вы не сумели. Алекс тебе такой же брат, как .и я.
Мои слова буквально ошеломили ее. Она оторопело смотрела на меня сквозь длинные ресницы. Потом закрыла лицо руками и зарыдала. Собственно говоря, она поступила так, как сделала бы на ее месте любая женщина — от Клеопатры до атомной шпионки ближайшего будущего. Конечно, в исключительных случаях в подобных обстоятельствах предпочитают упасть в обморок.
Однако я знал, как надо обращаться с женщинами.
— Не надо портить себе глаза,— сказал я.— У меня нет оснований плохо думать о тебе, я убежден, что ты поступила так только потому, что.ничего другого тебе не оставалось.