Такая же участь постигла Фаиз Мухаммада Барутсаза, Тадж Мухаммада Пагмани и многих других соратников Амануллы, в которых Надир-шах видел своих политических противников. Долгие годы провели в тюрьмах многие прогрессивные деятели младоафганского движения, среди них публицист Абдул Хади Дави. Этому человеку посчастливилось дожить до Апрельской революции, которую он горячо приветствовал. С ним мы еще встретимся на страницах этой книги.
Жестокие расправы с младоафганцами привели к ответным террористическим акциям. Сторонники Амануллы устраивают несколько покушений на официальных представителей режима в стране и за рубежом. В ноябре 1933 года Надир-шах посещает Кабульское военное училище. Во время смотра из шеренги курсантов выходит Абдул Халек и выстрелом в упор убивает короля.
Новым королем Афганистана становится Захир-шах, сын Надир-шаха. С приходом к власти нового монарха существенных изменений в основных направлениях внутренней и внешней политики не произошло. Правда, гонения на сторонников Амануллы стихли. Захир-шах старался привлечь их на свою сторону, что ему в ряде случаев и удалось.
…В Афганистане мне довелось встречаться и беседовать с людьми, которые стояли у истоков отношений добрососедства и сотрудничества между этой страной и СССР. Некоторым из них посчастливилось видеть и слышать Владимира Ильича Ленина.
Вряд ли кто-либо из советских людей, бывавших в Афганистане в 50—60-х годах, не знал сенатора Султана Ахмада Ширзои, активного поборника советско-афганских добрососедских отношений. В 1919 году Ширзои, тогда еще молодой дипломат, приехал в Москву в составе чрезвычайной афганской миссии, которую возглавлял соратник Амануллы-хана генерал Мухаммад Вали-хан.
Жизнь у Султана Ахмада Ширзои сложилась таким образом, что он впоследствии в течение нескольких лет прожил в СССР. В качестве посла Афганистана он представлял у нас свою страну в 1939–1946 годах, затем в 1950–1963 годах. Он хорошо знал Советский Союз, был другом нашего народа.
И даже преклонные годы не стали помехой в его деятельности на ниве советско-афганского сотрудничества. По просьбе нашего посольства он часто выступал перед советскими коллективами с воспоминаниями о днях, проведенных ранее в Советском Союзе, о встречах с Лениным. Он был одним из активных членов Общества афгано-советских культурных связей, которое, несмотря на препятствия, воздвигавшиеся дореволюционной администрацией, проводило немалую работу по ознакомлению афганцев с делами и жизнью народов Советского Союза.
Приезжая в Афганистан, я использовал любую возможность, чтобы встретиться и поговорить с этим интересным человеком, обладавшим хорошей памятью. Расскажу об одной встрече, наиболее мне запомнившейся, тем более что она состоялась в дни, когда в Афганистане прогрессивные круги отмечали столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина.
В Карачи, где находился корреспондентский пункт «Правды», в начале 1970 года пришла телеграмма от корреспондента ТАСС в Кабуле Валентина Гаврилина. Он писал, что С. А. Ширзои хочет по случаю ленинского юбилея дать интервью для «Правды». Валентин писал, что Ширзои живет сейчас в Джелалабаде. Там и можно встретиться.
Раздумывать не приходилось. Получив визу в афганском консульстве в Карачи, я вылетел в Кабул, а оттуда вместе с моим коллегой на машине приехал в Джелалабад. Я с благодарностью вспоминаю Валентина Гаврилина, который, владея пушту и дари, всегда оказывал мне содействие в работе.
Небольшой домик, в котором жил Султан Ахмад Ширзои, окружал двор с садом, благоухавшим ароматом цветущих роз и персиковых деревьев. На горизонте виднелись снежные вершины гор. Была уже вторая половина дня, когда мы подъехали к его дому. Постучались в калитку. На стук вышел сторож, пожилой пуштун. Вид у него был довольно грозный. Через плечо — патронташ, за поясом — кинжал. Голову украшала большая зеленая чалма. Рыжая борода, аккуратно расправленная на обе стороны, блестела под лучами солнца. Крикнув «Стой!», он навел на нас ружье. Мы подняли руки вверх, засмеялись. Со стороны все это выглядело комично.
— Как бы случайно не бабахнул в нас, — обернулся ко мне Валентин и почтительно доложил грозному стражу, кто мы и зачем пришли.
Услышав голоса, из сада к нам поспешил сам хозяин, пожилой человек крепкого телосложения. Он пожал нам руки, заметив, чтобы мы не обижались на его сторожа, человека чрезвычайно доброго, но с причудами.
— Ружье-то без патронов. И учтите, пожалуйста, что он почти на десять лет старше меня, а мне уже под восемьдесят.
Мы прошли на террасу, в окна которой стучали ветви персикового дерева. Низенький столик и несколько удобных кресел — вот и вся обстановка.
Если бы приехали пораньше, сказал хозяин, то застали бы моих друзей — Гуль Пача Ульфата, Мухамаддина Жвака, Абдула Хади Дави и Абдула Бахтани. Они приезжали из Кабула, чтобы обсудить некоторые вопрос вязанные с проведением мероприятий Общества культурных связей по случаю ленинского юбилея. Афганская интеллигенция хочет как можно шире отметить эту дату. Во многих учебных заведениях уже созданы комиссии по проведению юбилея. Мы рассчитываем также провести на предприятиях, где есть советские специалисты, вечера и торжественные собрания совместно с афганскими рабочими и служащими.
Выражение лица собеседника меняется.
К сожалению, — говорит он, — власти, официально не запрещая проведение ленинских мероприятий, вместе с тем делают все для того, чтобы свести их к минимуму. Нам советуют отметить столетие проведением собрания с участием ограниченного числа приглашенных. Пугали тем, что религиозные фанатики могут начать провокации против советских граждан, а это, дескать, вызовет нежелательную реакцию со стороны посольства СССР. Но как бы ни была сложна политическая обстановка в стране, как бы нас ни запугивали, ленинский юбилей все же будет отмечаться и у нас. К тому же часть депутатов парламента высказались в поддержку этого мероприятия.
На столе появляется русский медный самовар. Над краном выгравировано: «Пей из самовара чай и друзей привечай». Ниже подпись: «Рабочие Тулы. 1940 год».
— Это подарок, — говорит хозяин. — Получил его во время поездки в Тулу.
Затем подаются вазочки с изюмом, орешками, дольками сушеных груш и яблок, инжиром.
— Сегодня у меня прекрасное настроение, говорит Ширзои. — Сердце не болит, а оно в последнее время стало сильно пошаливать. Не знаю, представится ли еще такой удобный случай, как сегодня, чтобы поговорить. Располагайте мною.
Просим собеседника рассказать о его первой поездке в Москву.
— Помнится, — начинает он, — вот в такой же апрельский день 1919 года наша делегация, в которой было около двадцати человек, покинула Кабул. Мы ехали и Москву на переговоры с главой Советского правительства, чтобы проинформировать о провозглашении независимости Афганистана, а также подготовить обмен дипломатическими представительствами. На лошадях и ишаках, навьюченных мешками с продовольствием, бурдюками с пресной водой, нам нужно было, не привлекая особого внимания, пройти караванными тропами по горным перевалам, ущельям и пустыням до границ Советского Туркестана.
Там нас должны были встретить советские представители и проводить до Ташкента. Путь далеко не из легких. Временами приходилось отклоняться от маршрута, чтобы избежать засад, устраиваемых феодальными шайками. Примерно три недели пошло только на то, чтобы добраться до границы. На берегу реки Амударьи нас встретил эскадрон красных конников. В основном это были молодые ребята — узбеки, таджики и русские. Мы обратили внимание, что у многих из них головы забинтованы, кровь запеклась на повязках.
Оказывается, накануне под Термезом они вступили в бой с басмаческой бандой, которая, как выяснилось позже, собиралась перехватить нашу миссию. Об этом рассказал попавший в плен главарь банды. Провели несколько дней в Термезе — и снова в путь, теперь уже под надежной охраной. Около двадцати дней добирались до Бухары. В предместьях города столкнулись с басмаческим отрядом. Банда была накрыта пулеметным огнем и почти вся уничтожена. Трофеи — английские винтовки.