…Из окна номера отеля, где я остановился в один из своих приездов в Кабул, открывался вид на массивное здание гробницы эмира Абдуррахмана в парке Зарнегар. Возле нее обширная вытоптанная площадка, на которой в выходные и праздничные дни собирались кабульцы. Собирались здесь лишь мужчины и иногда с ними дети. Бородатые люди в стеганых халатах или в коричневых рубашках до самых колен степенно пили чай, ведя неторопливый разговор. Горели жаровни, на которых жарилась баранина, варилась в котлах любимая афганцами фасолевая похлебка. Между отдыхающими сновали торговцы, предлагая на подносах нарезанные ломти арбуза или дыни, абрикосы и яблоки. До глубокой ночи гремели запущенные на всю мощь транзисторные приемники.
У меня эта площадка связана с воспоминанием об одном драматическом случае, происшедшем в годы монархии. Была пятница — традиционный выходной день в Афганистане. В ожидании своего коллеги Валентина Гаврилина я, устроившись возле окна, просматривал записную книжку. Неожиданно со стороны площади раздался душераздирающий крик, потонувший в нарастающем гуле толпы. Я выглянул в окно — площадка была в движении: сквозь толпу людей, размахивая дубинками, пытались пробиться полицейские.
В номере появился запыхавшийся Валентин.
— Побежали, выясним на месте, в чем дело, — сказал он. — Фотоаппарат не бери, могут быть неприятности.
Предупреждение было нелишним. Буквально несколько пней назад западногерманского репортера, появившегося с кинокамерой на базаре, избили, а аппарат разбили о землю за то, что тот попытался снять на пленку группу споривших между собой людей.
Мы подошли к площадке и увидели, как по коридору, образовавшемуся в толпе, двое молодых людей вели под руку девушку. Она держалась обеими ладонями за лицо, из-под пальцев струилась кровь. Ее осторожно посадили в стоявшее поблизости такси.
Вот что здесь произошло. Девушка и двое парней, студенты Кабульского университета, собирали подписи под воззванием, в котором осуждались агрессия США против вьетнамского народа и варварские бомбежки Ханоя. В те дни по всей стране проводилась Неделя солидарности с борьбой патриотов Вьетнама. Люди, расположившиеся на площадке, настороженно встретили студентов. Но когда им объяснили, зачем пришли студенты, они согласились поставить свои подписи: более или менее грамотные сами выводили свои фамилии, а те, кто не умел писать, просили других или просто макали в чернила указательный палец и ставили отпечаток под воззванием.
Неожиданно к студентам протиснулся пожилой бородач в расшитом золотыми нитями халате — то был, как выяснилось позже, учитель одного медресе. Не говоря ни слова, он вырвал лист с проставленными фамилиями из рук девушки и бросил его под ноги.
— Что вы делаете! — закричала девушка и наклонилась, чтобы поднять лист, нечаянно задев руку этого человека.
— Собачья дочь! — зло выкрикнул фанатик и полоснул ее по лицу ножом.
Это было настолько неожиданно, что люди на мгновение растерялись. Но вот шок прошел. Студенты схватили фанатика и выбили из его рук нож, повалили на землю. Тот стал кричать, призывая собравшихся на помощь. Вскоре подошла полицейская машина, и его втолкнули туда.
Весть о покушении на студентку в считанные часы облетела город. На следующий день ранним утром к парламенту двинулась студенческая демонстрация. Делегация вручила депутатам петицию, в которой выражалось требование осудить фанатика, а училище закрыть. Копию этой петиции они передали иностранным журналистам.
Позднее я узнал: медресе власти не закрыли— подобное требование в существующих условиях выполнить было невозможно. Что же касается фанатика, то суд над ним под давлением общественности состоялся. Адвокаты со стороны обвиняемого всячески пытались оправдать подзащитного, приводя следующие аргументы: подзащитный шел из мечети, находился под сильным впечатлением общения с богом и когда увидел, что женщина с обнаженным лицом пристает к уважаемым мужчинам, требуя, чтобы они подписали богохульную бумагу, то не выдержал.
Суд продолжался два дня. И вот решение. Учитывая, что девушка осталась жива и глаза ее не пострадали, суд счел возможным не лишать свободы обвиняемого, а ограничиться штрафом в две тысячи афгани.
Но вернемся на площадку.
Неподалеку от нее протекал арык. Часто можно было наблюдать такие сцены: в одном месте в арыке стирают белье, купаются, а в нескольких метрах ниже по течению взрослые и дети полощут рот, чистят зубы. В августе 1973 года здесь появились предупредительные надписи, призывавшие не пользоваться водой из арыка для питья. Сюда то и дело приезжали врачи, сотрудники санитарных служб и муниципалитета. Они читали лекции об основах гигиены и профилактики желудочных заболеваний. Здесь же произошел инцидент, о котором мне рассказали журналисты из газеты «Анис».
По решению кабульского муниципалитета в городе проводился санитарный день. В полдень сюда приехала санитарно-агитационная машина. Взобравшись на капот, врач Азиз начал проводить беседу. Он говорил, что в некоторых деревнях наблюдаются вспышки холеры, призывал людей не пить сырую воду, мыть овощи и фрукты обязательно кипяченой водой. Собравшиеся внимательно слушали. Вдруг, расталкивая людей, к машине подошли два бородача, муллы из ближайшей мечети. Они стащили вниз врача, отобрали микрофон.
— Правоверные, не слушайте шайтана, — обратился один из них к присутствующим. — Это коммунистическая пропаганда. Наша жизнь принадлежит Аллаху. Когда ему будет угодно, он ее и возьмет. Правоверному нечего бояться. Пейте поду, она течет по священной земле Афганистана, гоните прочь всех этих врачей, они обманщики, только деньги берут, а никого не вылечивают. Они предают ислам.
Толпа зашумела. Сопровождавшие врача сотрудники муниципалитета отключили микрофон, потянулись к мулле, чтобы снять его с машины. Тот вытащил пистолет, выстрелил вверх. К машине протиснулся полицейский, дернул за ногу муллу, тот свалился на землю. Но до серьезного столкновения цело не дошло. Среди толпы было несколько студентов. Они помогли полицейскому обезоружить муллу.
— Пожалеете еще, шайтаны. Найдется на вас управа. Кровью ответите за это, — кричал мулла.
В те годы ровно в полдень с вершины горы Шир-Дарваз, нависшей над старыми кварталами, раздавался выстрел из старинной пушки. Это было традицией, которая родилась в дни, когда Афганистан обрел независимость. Рассказывают, что по распоряжению Амануллы-хана эта пушка, использовавшаяся повстанцами в борьбе против английских захватчиков, была водружена на вершину горы.
Вспоминаю декабрь 1971 года. Студеный ветер гонит пыль но холодным улицам Кабула. Сбросили листву пирамидальные тополя. Вместе с нашим дипломатом Виктором Козыревым едем на вершину Шир-Дарваза. Я хочу познакомиться с Мухаммадом, канониром, который вот уже более трех десятков лет служит при этом орудии. Шурша покрышками по разбитой каменистой дороге, не спеша ползет вверх «Волга». Наконец перед нами небольшая площадка, прилепившаяся к скале. Ближе к краю, блестя на солнце медью, стоит орудие, обложенное камнями.
Возле пушки мы видим самого канонира. На старике поношенная армейская шинель цвета хаки. Голова замотана коричневым шарфом, топорщится рыжая борода. На ногах с топтанные армейские ботинки. Старик не спеша заталкивает шомполом, который увидишь сегодня только в музее, ветошь и порох в жерло пушки. Появляется паренек в овчинном полушубке, неся на палке зажженную паклю.
Он передает ее старику. Канонир просит нас отойти в сторону, смотрит на ручные часы и подносит огонь к отверстию, прорезанному в стволе. Гремит выстрел, эхом отдаваясь в горах, в древних крепостных валах Бала-Хиссара на склонах гор. В воздухе повисает облако синего дыма. Старик и мальчуган опускаются на разложенный возле пушки коврик и начинают молиться.