Традиционного калыма — выкупа за невесту — не существует. Молодые обмениваются лишь подарками, которые призваны прежде всего демонстрировать любовь и уважение, верность обеих сторон супружеским узам. По договоренности, расходы на свадьбу делят поровну родители и родственники молодых.
Жена имеет право на развод. Избивать жену всегда считалось недостойным поступком для мужчины. Если случалось, что муж убивал свою жену, то он с позором изгонялся из селения. По решению старейшин он мог быть притворен и к смерти. Этот приговор исполнялся родственниками со стороны мужа, чтобы не допустить возможности возникновения кровной мести. Если причиной распада семьи был муж, то дети оставались у матери. Разведенная женщина могла второй раз выйти замуж, но только не в своей деревне.
Кровная месть у нуристанцев не носит обычно столь затяжного характера, как в других районах Афганистана. При желании виновник убийства или другого тяжкого преступления может откупиться. Но такой проступок, как надругательство над женщиной или убийство малолетнего ребенка, мог быть смыт только кровью.
Мне рассказывали такой случай, происшедший еще в дни монархического правления. Один джелалабадский торговец изнасиловал нуристанскую девушку. Отец пострадавшей с помощью своих друзей и знакомых, тоже нуристанцев, поймал торговца и увез его в горы. Там его казнили. Это не вызвало возмущения в городе. Люди рассуждали примерно так: наказание заслуженное, урок и другим.
Побывать в одной из типичных нуристанских деревень мне помог случай. Прилетев в августе 1970 года в Кабул, я зашел в министерство информации и в разговоре посетовал на то, что сколько ни приезжаю в Афганистан, а в Нуристане не доводилось побывать. Чиновник, разговаривавший со мной, неожиданно сказал, что через несколько дней в одну нуристанскую деревню вертолетом направляется группа афганцев по делам, связанным с размещением там заказа на большую партию резных сувенирных изделий. Он предложил присоединиться, посоветовал заблаговременно выехать в Джелалабад.
Ранним утром вертолет поднялся с джелалабадского аэродрома и взял курс на восток. Внизу поплыли плантации Нангархарского ирригационного комплекса, фруктовые сады. Вскоре все это сменилось песчаными барханами, вертолет стал углубляться в каменные ущелья. Внизу катились воды бурных речушек.
Полет был не из легких, но пилот Акбар, выпускник одного из советских авиационных училищ, с идеальной точностью вел машину. Временами на пути вставала скала, и тогда, отвернув от нее, вертолет шел по каменному коридору, ширина которого иногда не превышала 30–40 метров. Как на экране мелькали то водопады, то зеленые пастбища с пасущимися на них отарами овец, то сосновый бор поднимавшийся почти до заснеженных вершин. И совершенно изумительное зрелище открылось перед глазами, когда вертолет, выскочив из каменного мешка, завис над громадной чашей долины.
Поля террасами поднимались по склонам, переходя в лесные заросли. В трех местах этой чаши, словно птичьи гнезда, приютились деревушки. В каждой из них не более тридцати строений. К одной из них, той, которая находилась в глубине долины, направился вертолет, вспугнув стадо коров. Через несколько минут вертолет коснулся зеленой площадки. К машине, размахивая руками, бежала ватаги ребят.
Мы вышли из кабины, поеживаясь от свежего ветра дувшего с гор. Подбежавшая детвора сообщила нам, что за ними идет сам староста со своими помощниками. Действительно, через несколько минут из тополиной рощи, при мыкавшей к площадке, показался величественного вида бородатый старик, опирающийся на массивную палку.
На голове старосты красовалась суконная, напоминающая блин шапочка. Поверх серой домотканой рубахи, спускав шейся ниже колен, была наброшена дубленая, вышитая бисером куртка без рукавов. На левом боку болтался большой пистолет в кобуре. Темные шаровары, сужавшиеся книзу, заправлены в мягкие коричневые полусапожки. Примерно так же были одеты и сопровождавшие его люди в основном пожилого возраста. Они почтительно встали позади старосты, прижав руки к груди.
— С приездом, уважаемые гости, чувствуйте себя как дома, — сказал староста.
Подойдя ко мне, он спросил у моих спутников, из какой я страны. Те ответили.
— Я не раз бывал в Джелалабаде и встречался с русскими инженерами, которые работают на электростанции, заметил он. — Это очень хорошие люди.
Он повернулся к своим сопровождающим и слегка хлопнул в ладоши. Шеренга расступилась, из нее вышли два человека. В руках одного был поднос с высокими глиняными кружками, другой держал большой кувшин, напоминавший древнегреческую амфору. Не спеша, он стал разливать по кружкам густой красноватый напиток, источавший смешанный запах виноградного сока и меда.
Это было обыкновенное легкое терпкое виноградное вино. По Корану, употребление спиртного, произведенного из виноградной лозы, грех. Здесь же, в нуристанских деревнях, где вино производится веками, пить вино не считалось грехом, без него не обходился ни один праздник. Зимой, когда наступают холода, вино подается лишь мужчинам после работы. До наступления совершеннолетия юношам вино пить запрещено.
Староста проявлял к нам все новые знаки внимания. По его жесту сопровождающие подали паланкины. То были несколько плетеных стульев, к ножкам которых, как лыжи, были прикреплены перекладины. Я, естественно, отказался от такого средства передвижения, сославшись, чтобы не обидеть старосту, на то, что в мои годы надо ходить больше пешком. То же самое сделали и мои спутники.
Наконец мы тронулись в путь. Впереди шел староста, за ним мы, а следом — все остальные. Миновали рощу и вышли к бурной реке, через которую был переброшен мост in нескольких положенных в ряд толстых бревен, опиравшихся на выступы двух скал. С одной стороны шли поручни. Сооружение было надежное, приспособленное для проезда лошадей в упряжке. Староста гордился мостом, построенным жителями всех трех деревень долины.
— Теперь, — сказал он, — можно быстрее добраться до Джелалабада.
— Сколько же сейчас уходит на дорогу? — задал я вопрос.
— Шесть дней, — последовал ответ, — если ехать лошадьми или ослами. Обычно же наши люди идут через перевал и другую долину, из которой есть дорога на Джелалабад. Летом по ней ходят грузовики. Но чтобы добраться до этой дороги, надо потратить не менее трех дней.
Все же эта деревня считается одной из наиболее доступных благодаря вертолету, который летит до города примерно час. А сколько нужно потратить времени, чтобы добраться до глубинных районов, закрытых высокими горами, куда не может долететь вертолет!
Войдя в деревню, а эта была цепь домов, подковой выгнувшаяся вдоль пологих гор, на склонах которых террасами расположились поля, виноградники и фруктовые сады, я не увидел традиционных глиняных дувалов. На одну-единственную улицу лицевой стороной выходили дома с окнами и дверями. Дома, сооруженные на высоком каменном фундаменте, были в основном деревянные одноэтажные с плоскими крышами. По другую сторону улицы расположились загоны для скота. Сейчас они пустовали. Скот пасся на пастбищах, где в это время года еще достаточно сочных трав.
Мы подошли к мечети, подлинному произведению искусства. Вся наружная деревянная часть была резная. Во всю дверь вырезан воин с луком в руках, за поясом у него колчан со стрелами. Воин попирал тела поверженных врагов. По наличникам шел затейливый орнамент.
Поразил минарет. Площадка, с которой муэдзин зовет правоверных совершить намаз, была окружена небольшими колоннами, по которым шла винтообразная линия глубокого паза, заканчивающаяся пилястрами. Купол мечети тоже был из дерева, покрытого голубой краской. В архитектурном стиле мечети мало было от мусульманского зодчества, которое запрещает изображение человека. Муэдзин, который пять раз в день поднимается на минарет, не усматривал ничего греховного в том, что стена мечети украшена изображением человеческой фигуры.