– Сволочь! – прошипела Кира и внезапно схватилась за живот. Закатила глаза, забилась в конвульсиях, упала на землю и затихла.
Я перевела непонимающий взгляд на Влада. Он стоял, вытянувшись, как струна, а рядом с ним, у самой воды, покачиваясь в воздухе, плавал большой белый портал.
– Что происходит? – шепотом спросила я, удивленно понимая, что ко мне вернулся голос. Вернулась и возможность двигаться. Я резко оттолкнулась локтями и отползла от Киры.
Впрочем, ей было не до меня...
Драугр тяжело дышала, склонив голову и хватаясь за живот. Бледная, слабая и уязвимая. Влад шагнул к ней, не отводя взгляда от портала.
– Не делай... этого... – прохрипела Кира и вцепилась в его руку. – Прошу!
– Ты невероятно глупая, – ответил он. – Это жутко бесит.
Влад с легкостью подхватил ее на руки, перекинул через плечо и понес к порталу. На подходе споткнулся и чуть не упал, но резко дернулся и швырнул тело драугра, как тряпичную куклу, в ослепительную дверь из света.
Мирослав подошел ко мне и попробовал помочь подняться. Я вскочила на ноги, выставила вперед ладони и прошипела:
– Только тронь!
Подействовало — он остановился и глубоко вздохнул.
– Извини. Я не мог сказать. Ты бы погибла!
– Ни слова больше. Просто... молчи!
Портал погас. Света не стало меньше – город светился, на небе горели звезды, и все это усиливалось ярким отражением в воде. Влад упал на колени, затем завалился набок, шумно вдыхая воздух и прижимая ладони к жиле.
А в воздухе растекался сладкий ванильный аромат.
– Великолепная постановка. Браво! – услышала я радостный голос справа и повернулась.
Чуть выше, на камнях, сидя на корточках, на нас восторженно смотрел Альрик.
– Надеюсь... тебе понравилось шоу... – прохрипел Влад.
Ванильный запах множился, пьянил, пробуждая ненужные, чужие воспоминания. Чужие — потому что в них была девушка, которой я больше никогда не стану. Она умерла, и я закопала ее глубоко в сознании. Сейчас этот запах был нестерпимо пряным.
– Ты сам выбрал финал, – улыбнулся Альрик. – Проще было бы помочь вампиру. А я говорил, чувства ни к чему хорошему не приведут. И вот теперь ты умрешь, а та, ради кого старался, будет смотреть.
– Пусть лучше так, чем высохнуть, как ты! – огрызнулся Влад.
– Что это значит? – нахмурилась я.
– Это был план Альрика. – Мирослав шагнул ко мне и покосился на Первозданного. – Начиная от зачатия Киры и заканчивая... этим днем. Его сценарий, его игра. Как плата за помощь. Влад всего лишь исполнял роль, режиссером был Альрик... Было два варианта — спасти Киру или тебя... так.
– Сукин сын! – выдохнула я и дернулась, но Мир удержал меня.
– Не нужно, Поля. Не стоит так глупо умирать.
– Он прав, маленький сольвейг, не стоит, – улыбнулся Альрик. – Ты ведь достойно держалась.
Его слова подтвердил всплеск волны, накатившей на бетонную набережную, где скрытые от людей мощным мороком стояли мы с Мирославом, сидел Альрик, и лежал Влад, истекая кеном, закрыв огромный белый портал, в котором навсегда исчезла Герда.
Вся ситуация выглядела нереальной сценой из сна. Из самого страшного кошмара.
– Он не закончил, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь. В душе бушевал ураган, круша все на своем пути. Я буквально видела, как ломаются стены замков, что я строила все эти годы. Рассыпаются песком, превращая душу в желтую пустыню, где, как в хельзе, место лишь обжигающему солнцу и ядовитым членистоногим.
– О чем ты? – насторожился Мирослав.
– Альрик. Шоу продолжается.
Я осторожно высвободилась из цепких объятий вождя альва. Альрик все так же улыбался и смотрел в глаза. Первозданный внезапно показался мне щуплым и блеклым. Маленьким. Существом, которое возомнило себя богом, но на самом деле даже не человек.
– Тебя никто не любит, да? – спросила я тихо. – Это ничего, меня тоже никто не любил.
Ответа ждать не стала, но на миг показалось, после этих слов он перестал улыбаться. Хотя, наверное, эти шутки со мной играло воображение — оно у меня дай боже.
Захлебнувшись ванильным запахом, я присела на холодный, покрытый утренней росой, бетон. Было легко, мысли испарились, осталась одна-единственная.
Правильная.
В каждой книге и в каждом фильме должен быть хэппи-энд. Этот спектакль тоже должен закончиться хорошо. Никакой драмы, все счастливы. А потом кукол сложат в коробки и отправят на пыльный чердак. Так было и будет всегда.
Не нужно нарушать традиций. Пусть финальный аккорд, наконец, прозвучит.
Казалось, весь мир остановился в том моменте. Не существовало ничего только я и он. Начало пути пришло в конец.
Его бледное лицо в свете звезд — порочное и ангельское одновременно. Чужое. Для меня.
Мокрая ладонь, удивленный взгляд, боль — и я уже не понимаю, чьей боли там больше.
Вся суть в том, что у каждого своя правда. Это правильно. Человеческая природа, ничего не поделаешь. Каждый оценивает поступки других сквозь призму собственных принципов.
Я закрыла глаза и позволила кену сделать свое дело.
Сначала у хищного восстанавливается жила. Наполняется кеном, как истрескавшаяся земля влагой, оживает, пульсирует. Затем затягиваются раны на теле — даже те, что нанес сольвейг. Даже те, что на первый взгляд смертельны. На это нужно время — недели, а может, месяцы.
Заживает ли душа? Сколько нужно времени, чтобы дыхание перестало причинять боль? Пройдет ли когда-нибудь это щемящее чувство потери от того, что никогда тебе не принадлежало?
Это мне предстояло узнать.
Я поднялась на ноги. Альрик исчез, словно его тут и не было. Влад лежал на спине, его руки царапали бетон, дыхание было прерывистым и хриплым. Ванильный запах постепенно рассеивался, растекаясь невидимой дымкой над широкой гладью Дуная.
Город сверкал огнями, величественно раскинувшись на берегах. Наверное, он бы понравился мне. Наверное, я бы даже смогла его полюбить...
Мирослав положил руку мне на плечо.
– Ты правильно поступила.
– Доставь меня домой, – устало попросила я...
...После Будапешта с его величественными зданиями, памятниками архитектуры, широкими набережными и миллионами огней, Липецк казался маленьким и провинциальным. Грязным. Но родным.
Мирослав вернулся. Ему нужно было помочь другу. Я его понимала — в какой-то мере. В конце концов, у нас разные пути. Разные судьбы. И я осознала, что именно сейчас, потеряв последнее, что наполняло мою жизнь смыслом, я, наконец, освободилась по-настоящему.
Впрочем, оставалось кое-что еще.
Я вытащила из кармана телефон. Странно, но он не разбился при падении.
Никогда еще мне не было так страшно набирать номер. Несколько движений по сенсорной панели, смазанное фото и один клик. Гудки показались вечностью – пронзительно тоскливой. А женский голос, как приговор.
– Катя, – прохрипела я в трубку. – А Глеб...
Закончить я не смогла – голос сорвался, слова опрокинулись в пропасть, как ковш ледяной воды в расплавленную лаву. Зашипели и изошли паром.
Молчание защитницы, гулкий стук сердца и слова:
– Он в ванной.
Резкие и пропитанные неприязнью. Но приносящие облегчение. Катя помолчала немного, а затем добавила тихо:
– Оставь его в покое, а? Ты же ему дышать не даешь. Давишь и давишь, как пресс. Эгоистка! – И повесила трубку.
В висках стучал пульс, мысли в голове путались. Она ревнует, что ли? Ко мне? С чего бы? Впрочем, не все ли равно? Я улыбнулась.
Он жив. Жив! Как же все же прекрасно, что и я, и он – мы оба живы! А значит, все у нас будет хорошо.
Грудь расширилась, впуская воздух — сладкий, пьянящий эликсир жизни. Я немного постояла на улице, наслаждаясь, а затем шагнула в свой подъезд.
В квартире было тихо. Я приняла душ, закуталась в халат и села на диван. Включила телевизор. На экране мелькали картинки, но я не вникала в содержание телепередачи. Просто сидела и пялилась в экран, без мыслей и эмоций.