Да это же чертовы приспособления для пыток!
Я сглотнула. Перевела взгляд на заседающих и встретилась глазами с Альриком. Первозданный щурился, а уголки губ были тронуты легкой улыбкой. Ну конечно, ему весьма интересно, как я справлюсь с советом охотников – молодая зверушка, которая не желает жить среди них. Что ж, не буду разочаровывать древнего.
Я вздернула подбородок и гордо продефилировала к красному пятну. Поверхность трибуны неприятно холодила ладони, усиливая и без того непрекращающуюся дрожь. Сердце колотилось под подбородком, а на меня смотрели двадцать четыре пары глаз – четыре Первозданных и двадцать охотников. Древних.
– Сегодня мы собрали совет древних, чтобы рассмотреть прошение молодой охотницы, – безэмоционально изрек Сар, не удостоив меня взглядом. – Прошение было совершено по форме, и его поддержал один из нас – он махнул рукой в сторону Альрика.
Альрику, казалось, было абсолютно все равно. Он улыбнулся, деланно кивнул Сару, выказывая почтение, и встал.
Одетый в черный пиджак с воротником-стойкой, застегнутый на все пуговицы, Первозданный разительно отличался от того слегка легкомысленного человека, который вчера невиданным образом появился в квартире Глеба. Сейчас он выглядел серьезным и сильным. Достаточно серьезным, чтобы понять, насколько опасно ввязываться в противостояние с остальными Первозданными. И достаточно сильным, чтобы наплевать на риск.
– Перед нами женщина, пропустившая через жилу девять нали, – сказал он спокойно, и его приятный тенор растекся по огромному и пугающему залу звенящим эхом. – Одно только это достойно восхищения. И боги восхитились – они ниспослали ей благодать.
Альрик сделал паузу, и мне показалось, десятки глаз готовы были прожечь во мне дыру. Но вспомнились почему-то яркие – карие с красными прожилками – дерзкие глаза охотника, которому плевать на мою «благодать». Уверена, для всех них я была чужой – лазутчиком, проникнувшим в святая святых. И мой отказ от этой самой благодати – тому подтверждение.
– Но мы не можем заставить зверя любить то, что любим мы сами. Не имеем права насиловать волю и должны уважать свободу выбора. Посему предлагаю удовлетворить прошение молодой охотницы и вернуть ей то, что она потеряла. – Он обвел взглядом присутствующих и драматично добавил: – Дочь. Ведь что может быть важнее для матери, чем собственный ребенок?
Я заметила движение в ряду древних – Мишель опустил голову и приложил к губам крепко сжатый кулак. Охотник рядом с ним опустил глаза. Остальных, казалось, ни капли не тронула речь Альрика. А у меня по коже побежали мурашки – болезненные, противные мурашки отчаяния.
Что им до моей беды? Зачем спасать какого-то зверя, пусть даже ребенка. Мне оставалось надеяться, что Первозданным все же нужен кен. Что я смогу выменять свой на услугу – одну-единственную, но такую существенную.
– Не пристало охотникам влезать в разборки зверей, Альрик, – немного резко возразил Егор и взглянул на меня. – Пусть сами разбираются.
– А мы и не будем влезать. – Альрик перевел на меня хитрый взгляд. – Хищные с колдуном разберутся сами. Мы лишь вернем его им.
Вернуть в город Чернокнижника. Что ж, неплохо. Не то, что я просила, но немало. Пусть Тан будет поблизости. А уж потом я знаю, что делать. Я прекрасно помню, где Влад хранит клинок.
– Ты не думала, что колдун давно убил твою дочь? – тихо спросил меня Сар, и в его голосе явно различались нотки сочувствия. Неужели древние еще умеют это – сопереживать? – Глупо отказываться от благодати ради мизерного шанса, дитя.
Его седая борода качнулась, когда он удрученно вздохнул.
– Я рискну, – глухо ответила я. Горло полоснуло огнем от жестокого предположения, но я заставила себя не слушать. Не принимать близко к сердцу.
– Она жива, – уверил Альрик. – Я явно вижу.
В тот момент я готова была расцеловать его. Сорваться с места, взобраться на постамент и обнять древнего манипулятора.
За надежду. Надежда – это то, что не дает нам сойти с пути, когда уже ничего не осталось. Когда цель потускнела, а воздух пропитался отчаянием.
– Будь по-твоему, – буквально выдавил из себя Сар и отвернулся. – Мы не можем решать такие вопросы сами, поэтому выносим его на совет древних. Пусть сильнейшие и мудрейшие из благословенных определят твою судьбу.
Охотники голосовали, а я вцепилась в трибуну так, что пальцы побелели. Казалось, еще секунда – и упаду. Кена во мне было много, а вот мужества – ноль. Когда перед тобой толпа древних, каждый из которых в случае успеха мероприятия выйдет на улицы выслеживать тебя, безумно хочется уметь испаряться. Или телепортироваться.
Мишель не поднял руки. Смотрел мне прямо в глаза, и на лице словно маска образовалась. Злая, бескомпромиссная, жестокая маска бессилия. Ведь кроме него все охотники проголосовали «за».
Но мне было плевать. Единственная мысль крутилась в голове: «Ты победила. Ты сделала это, Полина!».
Дальше я уже соображала плохо. Перед глазами возникло лицо Альрика. Первозданный улыбался и протягивал мне руки. Потом мы вышли из зала в полной тишине, и я явно ощущала пристальные взгляды охотников на спине. Взгляды врагов. Скоро я стану добычей, и каждый из них с удовольствием порвет мою жилу.
Да пофигу!
Будущая победа пьянила, как сладкое вино. Мысленно я уже убила Тана тем самым клинком, который Глеб привез из Лондона. Всадила его по самую рукоять в жилу колдуна.
От нетерпения дрожали руки – безумно хотелось сбросить с себя ношу, стать снова прежней – хищной из племени атли, пусть и немного особенной.
Мы оказались в комнате, захламленной старыми вещами, которые беспорядочно, большими кучами копились в углах. Мою руку Альрик не отпускал, и во мне росло, ширилось и укреплялось осознание – он сам в предвкушении. Глаза Первозданного фанатично блестели и, хоть он и хотел казаться спокойным, у него не получалось.
– Каковы мои гарантии? – спросила я дерзко. Знала, что нельзя проявлять слабость – это всегда найдут, как использовать.
– У тебя есть слово Первозданного, – твердо ответил он. Склонился ниже, к самому уху и добавил: – Я всегда держу слово, Полина.
– Ты сделаешь это самолично? Вернешь Чернокнижника?
– Кто получает конфетку, тот и суетится, – уверил он. Посмотрел странно, прищурившись, и мне стало не по себе. – Мне даже немного жаль, что ты уходишь...
– А мне – нет.
– Кто бы сомневался, – улыбнулся Альрик, но тут же посерьезнел. – У тебя будет ровно полчаса, Полина. Больше я не смогу сдерживать древних. Но мы-то знаем, куда ты пойдешь. – Он поднял мою ладонь и вложил в нее медный амулет, исписанный рунами. Присяга охотника. Кулон явно имел отношение к благословенным. – Древние умеют искать. Вспомни Рихара. Наденешь сразу, как выйдешь, хорошо?
Я кивнула инстинктивно, не понимая, зачем он помогает мне. Неужели я действительно так ценна?
Альрик выпустил мою руку и положил ладонь мне на живот...
...Открыть глаза было сложно. Веки тяжелели с каждой секундой, шевелиться не хотелось. Холодно... Почему так холодно? Уснуть бы... И живот болит невыносимо.
– Девушка, вам плохо?
Я попыталась сфокусироваться – не вышло. Лицо передо мной расплывалось бледной кляксой, слова терялись в общем гуле, тело отказывалось подчиняться напрочь.
– Скорую! Вызовите скорую!
– Нет, – прошептала я, сжимая кулаки. – Они найдут меня.
Открыла глаза. Утро. Я в центре. На остановке. Сколько времени прошло после совета? Он состоялся вечером, значит, я всю ночь... вот так...
В ладони обнаружился подарок Альрика – защитный амулет с вязью из рун. Цепочка обмотана вокруг запястья – как предусмотрительно, Полина.