«Поэт в России больше, чем поэт» – это одна из самых известных строк Евтушенко. Понимать ее можно и так, что государство в России – это линза, способная зрительно увеличить поэта. Важность происходившего со страной и народом придавала вес и стихотворному слову. У поэта был выбор: он мог стать частью пейзажа, на который была направлена линза, рядом с комсомольскими стройками, надоями и намолотами, а мог сделаться кляксой на стекле, пятном на советской действительности. Бродский и Евтушенко выбрали разные стратегии игры с государством, и именно из этого вырос их конфликт.
Этот конфликт не нов в русской поэзии; можно вспомнить хрестоматийную пару Пастернак – Мандельштам. Пастернак всю жизнь, до самой истории с «Доктором Живаго», играл с властью в ленивый дачный бадминтон. Подобно Евтушенко, он ценил «огромность квартиры». «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи», – сказал он по случаю мимолетного мандельштамовского новоселья. В ответ на это Мандельштам написал самое желчное из своих стихотворений. Но это не значит, что он сам не играл с государством, просто игра у него была своя. Как Блейк своим тигром, любовался он «веком-волкодавом», понимая, что они не разделены зоосадовской решеткой.
Живя в вегетарианские времена, Евтушенко и Бродский играли в менее рискованные игры, но их стратегии соотносились примерно так же. «Римская Империя времени упадка» – это расхожее сравнение Окуджава вставил в песню, а для Бродского имперство Третьего Рима было сердцевиной личного мифа, явленной нам в приторно-попсовых «Письмах римскому другу». Империя нуждалась в придворных поэтах и с неизбежностью плодила поэтов опальных. Бродский сделался первым среди опальных, вроде Овидия, а Евтушенко – первым из придворных, хотя я не рискну уподобить его Горацию – адресату одного из поздних эссе Бродского.
Но придворный поэт – не означает на 100 % сервильный, иначе пропадет смысл игры. Нет, нужны постоянные метания, фронда, прощупывание границ дозволенного, почти шпионская суета. Поэтому верноподданнические вирши в советских газетах перемежались у Евтушенко настолько убедительными прокламациями про «наши танки на чужой земле», что даже пламенная Новодворская отчасти признает его за своего.
Задача опального изгнанника была технически проще и поэтически благодатнее: знай себе пиши стихи и жди, когда Нобелевский комитет ткнет в тебя, как опытный ювелир в нужную точку кристалла, – и магический кристалл империи расколется.
Исчезновение державы обессмыслило спор антагонистов. Государству, стремившемуся к нулю, не нужны были ни придворные поэты, ни опальные. Евтушенко и Бродский успели впрок запастись славой, а вот для молодых поэтов, рассчитывавших прийти им на смену, перемена времен стала трагичной. Денис Новиков, благословленный обоими, сначала бросил писать стихи, а потом умер в пушкинские тридцать семь. Еще раньше покончил с собой Борис Рыжий, и все по той же причине: несоответствие амбиций резко упавшей цене приза.
А потом случилось нечто необычное для русской истории: государство укрепилось, вернуло себе утраченные позиции и стало даже помыкать обществом, но не пожелало возобновить игры со стихотворцами. В проекте «Гражданин поэт» Дмитрий Быков сделал главу государства основной мишенью – представим себе Мандельштама, каждую неделю пишущего что-нибудь вроде «Мы живем под собою не чуя страны». Популярность есть, но власть – безмолвствует, не карает и даже не награждает. Так и не напросился на гонения народный трибун Всеволод Емелин. Единственными, кто в последнее время смог втянуть власть в игру с рифмованными строчками, стали девушки из Pussy Riot, но это исключение лишь подтверждает правило.
И в то же время ажиотаж, который возник вокруг давней ссоры одного очень старого поэта и одного мертвого, говорит о массовой тоске по тем временам, когда поэтическое слово что-то значило для жизни страны, и даже, может быть, о запросе на нового большого поэта. Современное поэтическое сообщество, в основном состоящее из узких ремесленников и привыкшее злобно шипеть на любого соискателя всенародной славы, такой запрос удовлетворить не в состоянии. Возможно, это и к лучшему, а то, чего доброго, большой поэт вновь придет к нам в комплекте с надоями, намолотами и комсомольскими стройками.
Новые кербабаевы
Актер Евгений Миронов сыграл немало прекрасных ролей. Не знаю, мечтал ли он сыграть Берды Кербабаева, но на днях, сам того не осознавая, он эту роль исполнил.