Стоявшие у крыльца парни вежливо поздоровались с ментом и Гиббоном, он даже им что-то невразумительно рявкнул, и его басистый голос эхом раскатился по всей территории Клюшки.
— Настоящий Гиббон, — прокомментировал Комар.
Клюшкинские пацаны с любопытством смотрели в нашу сторону.
— Ощущаешь доброжелательную, приветливую обстановку? — сыронизировал Валерка, разглядывая копошившееся во дворе многочисленное население Клюшки.
— Отчаянно, — мрачно поддакнул я в унисон Комару. — Для полного счастья не хватает транспарантов и духового оркестра.
— Да, это было бы хорошее начало для нашего приезда в эту дыру.
Я озабоченно и неодобрительно посмотрел на Валерку.
— Комар, нас зашибут, и не заметим, как это произошло. Смотри, уже идет толпа, — я взглядом показал на идущую к нам кучку старшаков, которые до этого стояли возле гаража и мирно курили.
— Ладно тебе, — Валерка сдержанно улыбнулся. — Двум смертям не бывать, одной не миновать. Покажем им класс!
Кучка старшаков, человек шесть-семь, медленной и небрежной походкой подошла к уазику. Я инстинктивно приготовился к встрече, но тут Комар отчебучил такое, хоть стой, хоть падай. Он радостно обратился к пацанам, подняв правую руку, как великий вождь апачей.
— Хай, братья по разуму!
Толпа оторопело замерла от неожиданности. Первым пришел в себя рослого вида пацан, это и был Щука, Командор Клюшки.
— Это еще что за баклан?
Все, кто стоял вокруг, глумливо загоготали.
— Баклан — это птица, — не меняя интонации, парировал Комар. — Меня зовут Валерий, это мой друг…
— Мне по барабану, как тебя зовут, — ответил Щука, скривив губы, совсем как Буек.
— Но мне-то не по барабану, — легким и непринужденным тоном ответил Валерка.
Все с интересом уставились на нас.
— Никитон, что там прочирикал этот бритый череп? — спросил Щука у тощего невыразительного пацана в очочках, который находился по правую руку от него.
— Мой друг не чирикал, он разговаривал, — вставил свои “пять копеек” я вместо Валерки.
— Однако новенькие пижонистые, — с восторгом воскликнул пацан по имени Никита.
Тогда я еще не знал, что Никитон являлся близким и доверенным другом Щуки. Он пристально посмотрел на нас и ухмыльнулся.
— Посмотрим, что они зачирикают у нас ночью! — челюстные мышцы Щуки заходили вверх-вниз, как будто он что-то жевал.
Всем своим видом он демонстрировал нам, какая он неподъемная крутизна клюшкинского масштаба. Все вокруг снова громко заржали, кроме Никиты. У него единственного было сосредоточенное, задумчивое лицо, оно мне даже показалось раздраженным от дурацкого смеха толпы. Я заметил, как он холодным оценивающим взглядом посмотрел на Комара.
— Это еще бабушка надвое сказала, — и хотя голос у меня от волнения был хриплый и неуверенный, но он остановил глумливый гогот щукинской толпы.
— Этот кривой не только на ноги, но и на голову, нам угрожает, — завелся, как машина, Щука. Ехидная улыбка с его коноплиной физиономии испарилась, глаза не по-хорошему сузились, и он угрожающе взглянул на нас. — Глаз на жопу натяну, — заревел Щука, и его лицо пошло багровыми пятнами, — и заставлю дышать!
Никита слегка ухмыльнулся. Непонятно было: поддерживает он Щуку или нет. Он вообще держался как-то обособленно от всей толпы, но при этом был ее частью.
— Не смеши мои конечности, — расхохотался Комар, чем ввел в полный аут Щуку и его компанию. — Заставит он меня дышать, — не унимался Валерка. — Сам не задохнись от выхлопных газов. Без тебя пуганые.
Наша светская беседа была прервана появлением мента. Рядом с ним, как полная противоположность, нарисовалась угрюмая квадратная фигура Гиббона.
— Ну что, орлы, — мент счастливо посмотрел на нас с Комаром. — Уверен, вам здесь понравится.
Щука на шаг отошел, давая дорогу летехе, и, посмотрев на нас, негромко прошипел:
— Встретимся, придурки!
Я сделал вид, что его слова не меня касаются.
Как обычно, сначала нас с Комаром в сопровождении дежурного воспитателя привели в медкабинет. Я успел прочитать на стенке нацарапанное чьей-то торопливой рукой погоняло немолодой медички — Спирохета. Кличка удивила. Я не знал, что обозначает Спирохета, позже пацаны просветили. Назвали так медичку потому, что она любила всякий раз, осматривая воспитанника, грустно вздыхать и сочувствующим тоном восклицать:
— Господи, типичная бледная спирохета!
У обитателей глаза округлялись по пять копеек.
— Что такое спирохета? — с испугом спрашивали они.
— Это неизлечимо и на всю жизнь, — обреченным голосом отвечала медичка.
Старшаки срочно навели справки у Медузы, учительницы биологии, та с ужасом взглянула на них, но честно ответила:
— Спирохета Паллада — возбудитель сифилиса.
С тех пор медичку на Клюшке стали называть Спирохетой. Она проверила нас с Комаром на вшивость.
— Головы чистые, — с умным видом сообщила Спирохета и приказала раздеться. Мы нехотя выполнили ее команду. Увидев меня в трусняках, она восторженно воскликнула:
— Какой восхитительный скелет, вас в детприемнике не кормили?
— Кормили, — с готовностью ответил учтиво Валерка, — но с диетическим уклоном.
Лицо Спирохеты выразило полное недоумение, но после вдруг просветлело.
— Случай клинический, — прокомментировала она и принялась осматривать Комара.
Она долго его слушала, щупала, измеряла давление, смотрела в горло и в конечном итоге выдавила окончательный диагноз:
— Мальчик полностью здоров.
И, счастливо улыбнувшись, добавила:
— Правда, ножки совершенно кривые.
Мы посмотрели на Спирохету как на женщину с явным приветом.
— Интересно, здесь все такие или она одна? — тихо поинтересовался у меня Валерка.
Я пожал плечами:
— Боюсь, она здесь такая не одна.
— Я тоже так думаю, — глубокомысленно согласился Комар. — Она со странностями и не усложнит нашу жизнь в этом замечательном клоповнике.
Валерка оказался прав — Спирохета была безобидной и неопасной.
После знакомства со Спирохетой дежурный воспитатель повел нас по бесконечным коридорам, и, в конечном итоге, мы остановились перед белой дверью с табличкой: “Старший воспитатель Белоусова Маргарита Николаевна”.
— Железная Марго, — негромко хмыкнул со знающим видом Комар.
Нам сказали ждать, за дверьми шло какое-то совещание. Мимо проходили мелкие обитатели, с интересом рассматривая нас, это особенно злило Валерку.
— Чо вылупился? — сорвался он на пацане, который слишком долго нас изучал.
Пацан убежал, но пришел через некоторое время с другим, постарше, по их внешнему сходству я сообразил, что пацан притащил старшего брата. Тот сразу полез в бутылку.
— Бурый?! — крикнул он, но все же из осторожности держался от нас на расстоянии вытянутой руки.
— Конституцией не запрещено, — такого нахального лица я у Комара сроду никогда не видел. — Плыви отсюда, пока не накостылял, — невозмутимо продолжал Валерка.
— Посмотрим, что ты закукарекаешь ночью у Щуки, — произнес старший брат, и его лицо разлилось в ехидной ухмылке.
Тут отворилась дверь, педагогический народ счастливо повалил из кабинета, и к нам в коридор вышла невысокого роста, приятной внешности женщина лет сорока—сорока пяти. Она посмотрела на нас и все сразу поняла.
— Пополнение, — произнесла она задумчиво. — Заходите, — она показала на дверь кабинета, — и сразу знакомьтесь с воспитателем.
Мы с Комаром соскочили с подоконника и собрались вместе войти, как она остановила нас рукой.
— Нет, нет, по одному, — она сама сделала выбор. — Заходи первым ты, — и указала на меня. — Твой друг подождет с дежурным воспитателем.
Я несмело зашел в кабинет. Он как бы был продолжением коридора, такой же узкий и продолговатый. Из мебели — письменный стол, два книжных шкафа, забитых плотно папками, шкаф для одежды, большой железный сейф и стулья в ряд, штук десять. Вот и весь кабинет.