Почти бесшумно ступая по растрескавшемуся, поросшему лишайником тротуару, Грант и Шелли приблизились к влюбленным. Девушка стояла прислонившись спиной к дереву, а молодой человек прижался к ней. Губы их соединились в поцелуе, руки сплелись в крепком объятии.
Пока Шелли смущенно наблюдала за ними, бедра мужчины медленно задвигались по кругу, словно в танце, а ладонь девушки скользнула от его талии ниже, настойчиво прижимая и поощряя. Кровь прилила к лицу Шелли. Набравшись смелости, она украдкой взглянула на Гранта – и пришла в еще большее смятение, увидев, что он пристально следит за ее реакцией. Усмехнувшись, он ускорил шаг – и вскоре потерявшие голову любовники остались позади.
– Ты сейчас работаешь? – спросил Грант, чтобы разрядить возникшее напряжение.
– Нет. Я профессиональная студентка – решила отдать все время и силы образованию. А поскольку мне удалось его финансировать, работать незачем.
– За счет алиментов?
Шелли никогда не обсуждала свой развод, но, как ни странно, вопрос Гранта ее не обидел. Горечь, не отпускавшая долгие месяцы после того, как все бумаги бракоразводного процесса были подписаны, постепенно рассеялась. Остались сожаления, но этого и следовало ожидать.
– Да. Я, конечно, не собираюсь сидеть на шее Дэрила всю жизнь, но считаю, что он должен был предоставить мне возможность закончить образование. В конечном счете мы пришли к соглашению, которое устроило обоих.
– Можно спросить, что же произошло?
– Наш брак был ошибкой, и через пять лет мы развелись.
Они пересекли еще одну пустынную улочку, и Грант, помедлив, обронил:
– Подробностей не будет? Она подняла на него глаза:
– Бога ради…
– Извини. Я не хотел лезть в душу. Просто, по-моему, твой бывший муж – круглый дурак, и я бы сказал ему это в лицо, если бы довелось когда-нибудь встретиться.
– Неважно. Он добился всего, чего хотел. Сейчас работает врачом в Оклахома-Сити и весьма преуспел в своей области. Последний раз до меня доходили слухи, что он увивается за дочкой главврача больницы. Дэрил наверняка считает это солидным достижением.
Грант с шумом выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы.
– Полагаю, ты принесла в жертву свою учебу и пошла работать, чтобы он смог закончить медицинский колледж. – Что-то в этом роде. – Ее встревожило свирепое выражение лица Граната. – Ну, вот и мой домик. Следом за ней он поднялся по узенькой кривой дорожке к полукруглой нише, в которой скрывалась парадная дверь. Дом был выложен из темного красно-коричневого кирпича и отделан белыми деревянными панелями. Трава и кустарник аккуратно подстрижены, но двор был усыпан листвой, опавшей с двух ореховых деревьев, что росли по бокам аллеи.
– Шелли, мне здесь нравится.
– Серьезно? Мне тоже он понравился, с первого же взгляда. Ужасно жалко будет расставаться с этим домиком, когда придется уезжать после окончания учебы.
– А куда ты поедешь? Уже есть какие-нибудь планы насчет работы?
– Пока нет, но весной начну рассылать письма с запросами. Наверное, придется перебраться поближе к столице, чтобы отыскать достаточно крупный банк, которому будет по силам открыть специальное женское отделение.
К концу этой фразы голос Шелли стал едва слышен. Ей было не по себе – Грант буквально пожирал ее глазами.
– Спасибо вам за… – начала она.
– Шелли, неужели тебе ни капельки не любопытно? Ты даже не спросила, почему красивая и богатая дочка сенатора покончила с собой из-за меня.
Шелли опешила. Она не ожидала, что он так запросто заговорит о своем изгнании из Вашингтона. Конечно, ей было любопытно. Как, впрочем, и всей стране. Когда газетные заголовки запестрели сообщениями о самоубийстве одной из вашингтонских любимиц, общество содрогнулось от негодования.
За месяц до своей гибели Мисси Ланкастер водила близкую дружбу с Грантом Чепменом. Сенатор Ланкастер от Оклахомы, по-видимому, одобрял этот многообещающий роман. Когда девушка была найдена умершей от передо – зировки снотворного в своей джорджтаунской квартире, окружавший парочку волшебный ореол лопнул. Грант Чепмен попал в серьезный переплет: полагали, что он разбил сердце несчастной, а посему он был немедленно уволен из аппарата сенатора.
Чепмен имел бестактность подать в суд на сенатора Ланкастера за незаконное расторжение контракта. Вот уж порадовались журналисты! Что может быть притягательнее обнаженной девушки, найденной мертвой в собственной постели с запиской в руке? Записка гласила: «Мой самый дорогой на свете человек, прости за то, что слишком сильно тебя любила. Если ты не можешь быть моим, лучше мне умереть». Более того, вскрытие показало, что Мисси Ланкастер была беременна.
Ненасытная публика с жадностью глотала каждую новую подробность этого скандального дела.
Грант выиграл процесс. Однако, едва судья огласил решение, он немедленно подал в отставку со своего поста. Возможно, Грант Чепмен показал себя бесчувственным бревном, но никто и никогда не смог бы обвинить его в глупости. Ему хватило ума понять, что его карьере в Вашингтоне пришел конец.
– Я… мне очень жаль, что вам пришлось столько пережить, – сказала наконец Шелли.
– Должно быть, ты одна во всей стране питала сочувствие ко мне, подлому злодею из той пьесы. – Грант грустно рассмеялся. – Неужели ты ни на минутку не поверила, что все сказанное обо мне может быть правдой? Неужели ни капли не поверила в то, что я безжалостный совратитель девственниц, и не задумалась: а не мой ли младенец умер в утробе матери, лишившей себя жизни?
Под напором его словесной бравады Шелли невольно отшатнулась. Грант понял, что его сарказм был излишним. Ему стало стыдно. Нервно проведя рукой по волосам, он тяжело вздохнул. Еще несколько секунд он не мог смотреть ей в лицо и не отрывал своего взгляда от земли.
– Извини меня, Шелли.
– Не извиняйтесь. У вас есть все основания для горечи. Что бы ни произошло между вами и Мисси Ланкастер, жертвой в итоге оказались вы.
– Где ты была, когда я так в тебе нуждался? Поднимала бы мне дух. – Он попытался улыбнуться.
– Все образуется. Люди забудут.
– А ты? – Он сделал шаг к ней.
– Что… что я?
– Забудешь ли ты, что я был замешан в скандальной истории, связанной с молодой девушкой, зная, что десять лет назад я поцеловал девушку гораздо моложе?
Боже, хоть бы какое-нибудь движение! Любой звук разбавил бы это тягостное безмолвие, нависшее над ними! Но отвлечься было не на что – все чувства Шелли сосредоточились на Гранте. Он целиком заполнял ее. Она не видела ничего, кроме него; чувствовала хвойный аромат его одеколона, слышала стук его сердца.
– То, что произошло в Пошман-Вэлли, было случайностью, – выдохнула она.
– Ты уверена? Долгое время я повторял себе, что так оно и было, но, увидев тебя на днях, вынужден был признаться себе, что все было иначе. Возможно, уже тогда я увидел в тебе будущую женщину, такую, как ты сейчас. Шелли…
– Нет, – когда он приблизился еще на шаг, она отступила. – Нет, Грант.
– Почему?
– Почему? Потому что обстоятельства все те же. – Это глупо, Шелли. Сколько тебе лет? Двадцать шесть? Двадцать семь? А мне тридцать пять. Будь я кем-то другим и познакомься мы на вечеринке, ты бы не придала нашей разнице в возрасте никакого значения.
Она сжала ладони, пытаясь унять их дрожь, а может быть, затем, чтобы не позволить себе дотронуться до него, удержаться, чтобы не убрать с его лба эту серебристую прядь, чтобы не положить ладонь на лацкан его пиджака?..
– Дело совсем не в возрасте. Я по-прежнему ваша ученица.
– В средней школе Пошман-Вэлли это имело значение. Но не здесь, и не в наше время. Думаю, мы должны признаться самим себе и друг другу в том, что тот поцелуй десять лет назад был предвестником чего-то большего. – Он подошел к ней и положил сильные ладони на ее плечи.
– Не надо, пожалуйста. Ничего больше не говорите.