– И зачем ты это сделала?
Нелли ответила:
– Я люблю небо.
И вдруг Борис Иванович подумал, что еще в тот раз надо было отлупить ее как следует, тогда бы не было этих частых заскоков на грани жизни и смерти, а он смолчал, наивно полагая, что Нелли самой надоест.
Вертолет вернулся в поле зрения публики.
– Приземляйся! – замахал руками отец. – Приземляйся, ненормальная!
Но вертолет, продолжая совершать сложные трюки, кружил над поляной, перемещаясь с одного края на другой. Люди на земле, впереди которых бежали отец и жених Нелли, носились, увлекаемые им, из одной стороны в другую. Самым страшным было, когда вертолет приближался к земле, и тогда все замирали и боялись подумать, что вдруг пилот не справится с управлением. Но летная техника, замерев на долгую невыносимую опасную секунду, вновь набирала высоту.
Митя, смотрящий с ужасом в небо на вертолет, которым управляла его невеста, явственно осознал, как трепетно любит свою сумасбродную Нельку, что не дай Бог, если она разобьется, и тогда его существование на земле потеряет всякий смысл. Он бежал за вертолетом и думал о предстоящей свадьбе, о количестве гостей, о том, что еще не готово, что нужно успеть до назначенного числа. Все будет так, как она хочет, только бы сейчас благополучно приземлилась на землю! Нелли мечтала полететь на медовый месяц в Рим и Париж. Обязательно нужно будет побывать в тех городах, но только поездом, поездом… К самолету он ее больше не подпустит!
Вертолет накренился, потом вновь выровнялся.
– Как же красиво! – захлебываясь от восторга, прокричала Нелли инструктору.
– Нелли, я прошу, если хочешь, умоляю, спускайся на землю! – вжавшись в кресло, попросил Егор. – И ответь отцу по рации!
– Не хочу на землю! – рассмеялась Нелли. – Обалдеть можно, как здорово!
– Топливо скоро закончится! – застонал Егор.
– Кружок и приземляемся! – заверила она, искрящаяся улыбка не сходила с ее лица.
Вертолет взмыл в заоблачные дали, затем показался на горизонте и вдруг начал резко падать, словно подстреленный ворон, без шансов выровняться. Толпа остановилась, втянула головы в плечи и затаила дыхание. На сложный вираж не похоже, кажется, опасная игра превратилась в тяжелый конец. Присутствующие остолбенели.
– Нелька! – Борис Иванович, вновь схватившись за сердце, покачнулся, потому что в какой-то момент подкосились колени. – Неллечка! – Его крик эхом пронесся и потонул в приветливом летнем пространстве.
Но летная техника как ни в чем не бывало вполне спокойно приземлилась на том самом месте, откуда взмыла в ласкающую приветливую синеву. Сияя от радости, с гордо поднятой головой первой с вертолета спрыгнула Нелли. Весь ее вид говорил: смотри, какая я! За ней бледный от страха показался Егор.
– Полетать вздумала! – яростно завопил отец Нелли. – Да я тебя сейчас лучше сам собственными руками убью, чтобы больше не терпеть твоих выкрутасов! – Борис Иванович со всех ног бросился к дочери.
– Папа! Ты чего?! – Нелька, смеясь, едва отскочила в сторону, но тот успел схватить ее за футболку.
– Я тебе не знаю что сейчас сделаю, каскадер чертов! – прошипел Борис Иванович.
Между ними встали люди и растащили их в разные стороны. Отец еще несколько минут продолжал угрожать и ругать на чем свет стоит свою дочь, его трясло мелкой неудержимой болезненной дрожью. А Нелли стояла поодаль и смеялась громким заразительным смехом нашкодившего ребенка. Пилот сидел на примятой траве рядом с вертолетом и ласково гладил землю, он уже не верил, что они смогут приземлиться и он вновь пройдется по залитой солнцем поляне.
Борис Иванович в изнеможении тоже опустился на теплую зеленую площадку.
– Хорошо, что жива осталась, – примиряясь с дочерью, сказал он. И снова ей негласно дозволили многое.
Нелли, уже не боясь отца, подошла к нему и плюхнулась рядом, продолжая весело улыбаться. Борис Иванович обнял ее вздрагивающие от неудержимого смеха загорелые плечики.
– Пойдем домой, – позвал он Нелли и всех гостей.
Они шли впереди всех. Один держась за сердце, а другая, резвясь, словно маленький ребенок, надвинув кокетливо кепку на глаза, по-прежнему, веселилась. Лишь один Митя, шедший сбоку, улыбался счастливой молчаливой улыбкой человека, обретшего счастье.