— Утоли моё любопытство, чемпион, — попросила Любовь.
Они уже заказали выпивки и закуски, а Иван закуривал сигарету.
— Если это не государственная тайна, — кивнул Бобров.
— Иван — настоящее имя?
Мужчина рассмеялся, кивнув:
— Да, настоящее. Как меня будут звать через полгода — не знаю, лишь бы не John Doe. Но сейчас никакого обмана, я абсолютно честен, — убрав пачку сигарет в куртку, Иван сосредоточил внимание на даме. — А ты? Почему-то мне кажется, что в паспорте у тебя стоит Любава.
Собеседница с улыбкой поморщилась.
— Проницательно. Да, при рождении меня нарекли Любавой, уже потом, выпрыгнув из родительского гнезда, я поняла, что немного выпадаю из своего времени. Так что в паспорте стоит всё же Любовь. Потому что для подопечных я Любовь Никитовна, строгая, но интересная наставница. А не Любава Никитична, добрая бабушка с корзинкой пирожков.
Посмеялись.
— Странно, насколько я помню, — Иван задумался, вспоминая, — в имперских лицеях большие заморочки с личной жизнью учителей. Блюсти облик уважаемого человека…
Люба кивнула:
— Да, понимаю, о чём ты. Меня печальная участь сия миновала. Формально я не учитель. Поэтому, — женщина подняла бокал с победным видом, — могу себе позволить аморальное поведение за пределами учебного заведения. В разумных пределах, конечно.
Иван с улыбкой поднял свой бокал:
— Тост. За соблюдение морального облика. Сегодня никто не увидит нас с дурной стороны, — и, улыбнувшись ещё шире, добавил. — Потому что мы хорошо спрячемся.
— Такой тост я поддержу.
Вино оказалось вполне приятным, но наслаждение напитком нисколько не сочеталась с желаниями Ивана.
— Слушай. Мы два практика высокого круга. Этим… — кивок на красную жидкость в бокале. — Мы будем напиваться неделю. Может быть, что-нибудь…
Женщина кивнула:
— С удовольствием, — даже выразила на лице облегчение. — Не представляешь, как сложно найти компанию, в которой можно расслабиться. Обычно, когда все уже лежат лицами в салат, я только напиваюсь достаточно, чтобы начать танцевать.
Мужчина хмыкнул.
— Не могу похвастаться тем же. Свою новую выносливость я ещё не проверял.
Они прервались, сделав новый заказ. И, отослав официанта, Люба призналась:
— Ты продолжаешь дразнить моё любопытство.
— И не начинал, — отрицательно покачал головой Иван. — Ничего не могу рассказать. Для твоего же блага, между прочим.
Люба надула губки, выражая наигранную обиду.
— И не проси.
Она добавила большие выразительные глаза.
— Я не могу ничего рассказывать.
Поза изменилась. Вот только что перед ним сидела просто красивая женщина, а сейчас суккуба искусительница в облике женщины.
— Пожалуйста, — улыбнулась Любовь.
И её улыбка, и глаза обещали столько всего, на что не у каждого мужчины хватит фантазии. И Иван отразил атаку в обратную сторону, поменяв позу, вырос над ней, навис, приблизился. Чтобы глубоким баритоном, в такт вибрации которого внутри неё всё завибрировало в резонанс, прошептал:
— Только здесь и только сейчас, только ради тебя я отвечу. Нет.
Иван чуть отстранился, чтобы заглянуть глаза в глаза. Люба не была разочарована, наоборот, с каждой секундой она всё больше убеждалась, что провести этот вечер в компании было гениальной идеей. Ей очень хотелось предложить уехать отсюда куда-нибудь, где будет кровать, а остальное неважно.
— Не торопись, — всё тем же голосом продолжил Иван. — Наслаждение томительным ожиданием лишь усиливает впечатления.
— Главное, чтобы я не перегорела, — ответила Любовь, чувствуя, как дрожит голос.
Иван улыбнулся и откинулся на спинку кресла. Пришёл официант, поставив новый заказ. Бобров разлил алкоголь по чистым бокалам. Вновь закурил.
— Тебя попросили выведать мои тайны? — его голос всё так же пробегал по её спине волнами мурашек, но стал требовательным.
Люба нервно переключилась на бокал, выпила. Его взгляд остался требовательным, он ждал. Ждал ответа.
— Да.
— Для тебя это лишь повод. Безобидный, кстати, — мужчина улыбнулся. — Я бы удивился, если бы было иначе. Но ирония в том, что мне нечего рассказать. Я не смог бы ничего объяснить, даже если бы хотел.
Иван замолчал, потянувшись за бокалом. А Любовь внимательно слушала, чувствуя, что заглянет за полог тайны. А Бобров не торопился, сделав долгий глоток. Посмотрел ей в глаза и, не разрывая контакта, заговорил.
— Правда в том, что я не знаю, что произошло. Дорога, машина, перестрелка, авария. Очнулся я уже снаружи. Другим. Что произошло? Я не знаю. Что изменилось? Я не знаю, — он качнул головой, будто отрицая что-то. — Я лишь воспользовался вторым шансом.