И мы пустились в путь.
— Хорошо сделали, Эмма Марковна, что оделись тепло, — сказал Еремей, — мести начинает.
Я спросила кучера, кто, по его представлению, мог совершить злодейство.
— Дворовые по барскому приказу — вряд ли. Вы их, барыня, так однажды застращали, что они уж не осмелятся. Разбойников настоящих в уезде давно нет. Но иногда скрываются беглые некруты да каторжники, что до Сибири не дошли, сбежали. Живут, работают за корм. Если такому денег пообещать, столько, что хватит пачпорт выправить, они за всякое дело возьмутся.
Уж не знаю, утешила меня эта информация или нет. Я выглядывала из-под полога, глядя на крутящуюся поземку.
Мы не доехали до дома дяденьки Ивана Платоновича где-то треть пути. Пурга мела уже вовсю, словно зима напоследок решила показать всю свою лютость. И вот из этой снежной круговерти откуда-то со стороны смутно темнеющего леса вылетел всадник и бросился наперерез возку.
— Сударыня! — сердито крикнул Михаил Второй, откидывая полог. — Вы же обещали!
— Куда вы ездили? — Не обращая внимания на его сердитость, я жадно вглядывалась в лицо чиновника. — Вы что-то узнали? Ну не молчите же!
— Может, так и к лучшему. — После секундной паузы губернский чиновник отряхнул воротник шубы от летевшего снега и пригляделся ко вторым саням. — Сколько с вами людей? Четверо и кучер? Достаточно. Я напал на след похитителей.
— Где?! Что с детьми?! — Вопросы рвались сами собой, да и я бы следом из возка выскочила, удержалась последними проблесками сознания. — Как?! Откуда? Дарья призналась?
— Все вопросы потом, — резко мотнул головой Михаил. — Я правильно понимаю, заставить вас ждать здесь в возке не получится? Так и думал. Значит, так. Еремей, мужики, езжайте след в след за мной. У леса спешусь, и вы из саней вон. Не шуметь! Вперед не соваться! — И вынул из-под полы пистолет. Во всяком случае, мне так показалось.
Все по его слову и вышло. До леса по еще не шибко занесенному полю сани домчались вмиг, а дальше пришлось пробираться на своих двоих. Вот где впору было порадоваться шубе и высоким войлочным сапогам на шнуровке, какие в пору моего детства продавались в каждом советском магазине и назывались «прощай, молодость». Лезть через сугробы и кусты пришлось чуть ли не по пояс в снегу. Но я упорно не отставала от мужиков, благо Михаил сразу взял меня под локоть и всю дорогу поддерживал.
Путь казался бесконечным. В завитках пурги и сумерках рассмотреть что-то было сложно. Старая избушка на крохотной поляне вынырнула из-за деревьев неожиданно, когда мы подошли почти вплотную. Часть мужиков уже без команды двинулись в обход, к двери и крохотному оконцу. Михаил Второй пинком распахнул дверь и исчез в темном проеме.
Я прислонилась к мерзлой березе и затаила дыхание. Ну же, ну!
— Пусто тут, — сказал кто-то из мужиков. — Нет никого.
Глава 6
Я рванулась вперед, оттолкнула кого-то и оказалась в домике. В полутьме не очень-то видно было и снаружи, а здесь удавалось разглядеть только то, что избушка пуста.
Скрежетнуло кресало, мелькнули искры, разгорелся факел и осветил убогую избенку без мебели, только солома и тряпье на полу.
А это что?
Да, Амелька, Лизонькина кукла. Моя дочка была здесь совсем недавно. Но где она сейчас?
Михаил Второй что-то говорил о том, что девочка и другие дети непременно живы. Что в избушке все эти дни было тепло — да, я сама разглядела простенькую курную печь. Даже меланхолически тронула ее неостывший бок.
Но каким упавшим голосом говорил особый чиновник! Еще минут десять назад он все понимал, все держал под контролем. А сейчас напоминал сдувшийся воздушный шарик. Всё пошло не так! Он столкнулся с чем-то непонятным, и его отчаяние передалось мне.
— По следам поискать бы, — неуверенно сказал кто-то из мужиков.
— Сейчас наши следы занесет, — ответили ему.
И это было так. За дверью избушки шуршала белая стена. А когда я выглянула, то еле различила нашу недавнюю тропинку. Никогда не увлекалась экстремальным туризмом, но поняла: еще немного — и придется либо остаться в избушке до утра, либо сейчас же спешить к саням.
Что хуже — я не знала. Что делать — не знала тоже.
Поэтому, когда Михаил Второй взял меня за руку, всхлипнула и побрела за ним. Шла, сжимая Лизонькину куклу.
Как мы ехали домой, я просто не помнила. Тяжелая душная хмарь навалилась темным одеялом. Помню только, что было очень холодно. Невыносимо. И мне было все равно, я одна или рядом особый чиновник. Он же ехал верхом. Наверное, привязал лошадь к саням и укрылся под пологом.