Так что тот, компенсационный вечер провела в детской. Поэтому решила добраться до писем днем. Сейчас-то что меня отвлечет? И не удивилась, услышав стук в дверь.
— Эмма Марковна, к вам Иван Платонович изволят-с! — доложил Ванька, дневной швейцар и ночной сторож. Вообще, по этому опрятному и сметливому недорослю было видно, как понемножку меняются люди, когда относишься к ним благожелательно, но справедливо. Поначалу кичился, смотрел свысока не то что на сверстников — на старых мужиков и дворовых: у барыни при дверях стою! Теперь же, похоже после зимы, особенно драматичного февраля, эти замашки оставил. В целом стал себя тише вести.
— Пригласи Ивана Платоновича.
Дядюшка явно прибыл не просто так. Но соблюл традиции: расспросил меня о здоровье, а еще о Лизоньке. Ответил на мои столь же вежливые вопросы. Поругал-похвалил нынешний год, не очень урожайный, зато цены на хлеб взлетели так, как не бывало в прежние времена, когда все побивал град на полях или случались поздние заморозки. Кстати, весной по моему совету он перевел десять процентов пашни под картошку и теперь хвастался результатом.
— Ворчали мужички, мол, чертовы яблоки, посечь пришлось не раз. Зато теперь трескают и радуются.
Поговорил со мной о недавней поездке. Получил подарок — два фунта добротного и крепкого турецкого табака.
А потом перешел к делу.
— Слушок, Эммочка, пополз. Глупый, конечно, даже гадкий. Но вот такое дело…
Чтобы собраться и рассказать про слушок, дядюшке пришлось выпить еще рюмочку, под малосольный огурчик. Рассказывал он медленно, время от времени останавливаясь для извинений. Я его понимала — действительно гадость. Вот только из тех гадостей, на которые и хочется возразить, да непонятно как.
Слушок касался весенней покупки сахарного завода, недавно сплавленного мною по Ветлуге в Волгу и проданного. Того завода, что завел в прошлом году дико-прогрессивный помещик. Прогрессивный — потому как завел такое производство один не то что во всем уезде, а во всей губернии. А дикий — велел крестьянам сеять свеклу вместо ржи, перевел их в работники из полусамостоятельных хозяев. Ну и доигрался, помер при сомнительных обстоятельствах, после чего я купила оборудование с запасами сырья, но к середине лета разочаровалась — климат здесь не для сахарной свеклы.
Но это — фактическая сторона. А легендарная состояла в том, что изголодавшиеся мужики ходили ко мне в поисках работы, а я им постоянно намекала, что хочу завод этот купить и перепродать за хорошие деньги, чтобы ваши сахарные муки закончились. И вообще, у меня хорошие связи с уездной полицией, так что, если что с вашим барином и случится, вам ничего не будет.
Ну а дальнейшее известно. И к сожалению, по всем пунктам соответствовало легенде. Заводик-то я и вправду купила. И вправду перепродала, а что на этой истории чуть не влезла в минус, кому нужны подробности? Да и мужикам дикого барина за это и вправду ничего не было — не будешь же говорить, что чудаковатый капитан-исправник…
…На самом деле мой Миша или нет?
…Не хотел подводить под кнут и каторгу половину дворни, замешанной в этой истории.
Была лишь одна нестыковка: мужички-то стали ходить ко мне работать в половодье, когда завод уже был куплен. Но в какие времена легенды не противоречили исторической хронологии? Так что правдоподобность, увы, присутствовала.
— Я вот что еще слышал, — закончил дядюшка, подливая настойку, — мол, какой-то дворовый усовестился, сказал на исповеди, как было дело, а поп велел ему идти в полицию. Дворовый-то пошел и показания дал. Сама понимаешь, племяшка, одно дело, когда просто болтают, мол, капитан Ухин девок нагишом гонял по деревне. И другое, если где-то бумага лежит с показаниями. Мужицкие слова, писарем записанные, — дело пустяшное… пока в высокую инстанцию не вознеслись. А там уж не от нас зависит. Выиграл вчера генерал в картишки — узнал, посмеялся, велел забыть. Проигрался — велит расследовать. Но это только слухи, а есть такая бумажка или нет — не знаю.
Да уж, это не просто болтовня о барыне-чудачке, что невиданные лампы делает, чаи с отдушкой да еще с мужиками непривычно ласкова. И как узнать, кто слухи распространяет? Дядина супруга, купецкая дочь? Нет, вроде мы уже давно не в обиде, да и чего дядюшке было сюда являться? Мстит бывший староста Селифан? Кстати, недавно слышала о нем: живет в экономическом селе, не бедствует, явно ко мне присматривается, потому как весной арендовал огороды, засадил картошкой и сейчас в выгоде. Только вот слух о полицейских показаниях — его ли уровень? Впрочем, в селе урядник есть, мог его водкой угостить и вызнать подробности полицейского механизма.