Чтобы какой-то домовой таскал хлеб у бедняка — это уж слишком! Рассердился Арно:
— А ну-ка, оставь моё добро, дьявольское отродье! Виданное ли это дело? Иди, грызи лунные лучи, коли ты так голоден, — говорят, у вас, нечистой силы, это самое любимое кушанье.
Человечек — домовой это был или ещё кто другой — сразу бросил хлеб. Но видно было, что неохотно он это делает.
Арно проворчал:
— Уж будто ты так проголодался?
А тот не отвечает: у него от страха небось язык отнялся. Он даже побледнел весь. Старик засовестился: не дело — такого малыша напугал. Арно вздохнул с досадой:
— Ну ладно, бери хлеб. И нечего так дрожать, я с тебя не сдеру шкуру из-за куска хлеба.
Человечек протянул руку, осторожно так — а вдруг старик передумает. Но Арно не двигался, и малыш с жадностью накинулся на хлеб.
Арно пододвинул гостю кувшин с водой, а сам уселся на табурет, поперёк двери на всякий случай. Покончив с хлебом, человечек напился как следует из кувшина; потом вздохнул с облегчением: хорошо! Взглянул на него Арно и говорит словно самому себе:
— У добрых людей принято: когда поешь, надо хозяина поблагодарить. Видно, домовые не знают, что такое вежливость.
Малыш нос повесил и едва слышно пробормотал:
— Спасибо!
Но для Арно этого было недостаточно:
— Это кому же спасибо? Собаке спасибо?
Тот замялся, а потом сказал ещё тише прежнего:
— Спасибо, дедушка.
Арно кивнул головой:
— Вот так-то лучше. А теперь скажи-ка, дорогой мой гоблен, откуда ты взялся?
Человечек сразу съёжился весь, словно чего испугался. Кабы он мог, в стену бы, кажется, влез, кабы осмелился — под солому бы забился. Арно и говорит ему:
— Не хочешь — не отвечай. Небось прямёхонько из ада, верно? Говорят, вы все там проживаете.
Малыш глаза вытаращил, будто ничего не понял. Не обращая на это внимания, Арно опять за своё:
— Ну, домовой, видать, плохо вас кормит хозяин- я про вашего зелёного чёрта болотного говорю.
А человечек вроде заулыбался, робко так, но с хитрецой:
— Что верно, то верно, дедушка! На завтрак колотушки, на обед — пот трудовой, а за ужином брюхо потуже подвязывай. И уж чего-чего, а чертей у нас хоть отбавляй — зелёных, синих, разных цветов. Что ж поделаешь, на то он и ад.
— Вот бедняга! Чего ж ты в этом аду делал?
Человечек улыбнулся уже посмелее, хитро так взглянул
и отвечает:
— Я? Занимался котлами и тем, что в них варится. Работа не сложная, но утомительная. Я уж пять лет её делаю* Шестнадцать часов подряд, с ночи до ночи.
Арно пожалел его:
— Вот несчастный чертёнок, огонёк блуждающий! Да на тебя дунуть разок, ты и погаснешь! Так, значит, потому ты и удрал?
А тот, хоть уж вроде и привыкать стал, сразу подскочил: очень этот гоблен пугливый был. Арно мысленно обругал себя старым болваном и скорее заговорил:
— Да я ж тебя не виню. Из ада каждый бы удрал, только трудно это больно. Видать, хитрая ты бестия, раз тебе удалось. И правильно сделал. Неподходящее это место для таких малышей, как ты.
А малыш снова вздохнул свободнее. Но Арно нить не упускает, тянет за неё, хочет весь клубок распутать:
— Так! Почему ты удрал, нам теперь известно. Непонятно только, как ты сюда-то попал? Заплутал, может?
Бедный гоблен опустил голову от стыда и словно бы и от горя:
— Я в Париже, кроме этого, ни одного дома не знаю. И не ел я давно. Так что…
Ну, какой это ответ? Но Арно вроде бы им удовлетворился:
— Да, голод волков выгоняет из леса, он заставляет и блуждающий огонёк возвращаться на своё болото.
Человечек протянул лапку, дотронулся до колена Арно и говорит:
— Дедушка, теперь я поел, и мне не хочется больше возвращаться в это адское болото.
Старик отвернул лицо.
— Ну, ну! А чего же тебе, чертёнок, сейчас хочется? Что собираешься делать, чем заниматься?
— Не знаю, — смутился тот.
— А кто ж знает? Ты, выходит, просто так удрал, без цели? Котёл, возле которого ты работал, тебе никакого совета не подсказал, а? У нас, у людей то есть, наши орудия труда часто нам хорошие советы дают. Что, разве у домовых так не водится?
При лунном свете глазки у малыша засверкали — зелёные, с жёлтым отливом. Настоящая кошка!
— Да, дедушка, говорил со мной мой котёл. И вот что он сказал: «Не знаю, что в меня кладут, но суп этот мне не по вкусу. Отправляйся-ка в Париж, поищи разных приправ, новых рецептов. Может, твоя наука мой суп исправит». Вот поэтому-то я и сбежал.
Видно было, что Арно приятно слушать такие слова. Но всё равно он продолжает раскручивать клубок:
— Так он тебе и сказал, а? Не дурак он, твой котёл. Только насчёт приправ, которые ты ищешь, скажу тебе: целой человеческой жизни не хватит, чтобы их собрать. И я в своё время их искал, за радугой гонялся. А видишь, что нашёл — чёрный хлеб, тёмную дыру да горькую нищету.
Гоблен и глазом не моргнул, совсем осмелел малыш:
— Конечно, дедушка! Но там, где одному не под силу, надо вместе браться. Ну, скажем, нам с тобой. У тебя есть знания, у меня желание научиться — из этого можно бы неплохой суп для моего котла приготовить, как ты считаешь?
— Ишь ты какой прыткий! Чтобы приготовить хороший суп, время нужно, чертёнок. Много времени, много труда. Дни без отдыха, ночи без сна.
— У меня хватит терпения, дедушка, слово даю.
— Да, легко сказать. И потом, подумай хорошенько, малыш, — утром тебе придётся исчезать, потому как такой у вас, нечистой силы, закон. С захода до восхода луны никто не должен вас ни видеть, ни слышать.
— Я невидимкой стану, никто меня не увидит, не бойся, дедушка.
Тут Арно сдался:
— До чего ж они хитрецы, эти нечистые духи, — на всё у них ответ есть. Ну что ж, попытаем с тобой счастья. Вдруг старая наука да молодые глаза и впрямь отыщут такую приправу, что твой котёл будет доволен. А теперь настало время тебе исчезнуть. Луна зашла, скоро начнёт светать. Спи спокойно, чертёнок. Я прикрою дверь, чтобы солнце тебя не отыскало. А вечером примемся за обучение.
В новой красильне на берегу Бьевры работа кипит вовсю. Белое полотно, серая шерсть окунаются в бурлящие котлы, варятся там положенное время и выходят окрашенные во все цвета радуги. Братья-красильщики заявляются каждый день, чтобы окинуть всё хозяйским взглядом, проверить, хорошо ли выполняется работа, не нанесли ли какого ущерба гоблены. А сторож Арно докладывает, шепчет хозяевам на ухо:
— Ущерба никакого нет, наоборот даже. Загляните-ка в средний котёл, какой там цвет стал. Вчера вечером он был ни зелёный, ни серый, а сейчас прямо цвет ивовых листьев, нежный, серебристый. Ни один человек не смог бы приготовить такой оттенок. Это, наверное, ночью наш гоблен подсыпал в котёл щепотку волшебного порошка.
Хозяева и рады и не рады. С одной стороны, конечно, лестно производить невиданные краски, это клиентов привлекает, да к тому же за редкий цвет платят дорого. Но с другой стороны вся эта чертовщина страх нагоняет. Гоблен готовит им краски! Если разнесётся об этом слух, жди тогда расправы: «Колдуны! С нечистой силой дружбу завели!» Попробуй сними с себя такое обвинение!
Арно их успокаивает.
— Днём их, гобленов, не увидишь. Невидимки они. А по ночам здесь, кроме меня, никого не бывает, а я умею держать язык за зубами. Конечно, нельзя, чтобы любопытные бродили здесь поблизости после захода солнца, а то я ни за что больше не ручаюсь. Гоблен может обидеться, подумает, что хотят подглядеть его секреты.
Это он для того говорил, чтобы хозяева нос свой зря не совали. Но этого он напрасно опасался.
— Скажи, старик, а тебе гоблен на глаза показывается? — спросил старший из братьев и задрожал при одной мысли, что с ним самим может такое приключиться.
— Иной раз вижу его глаза, — отвечает Арно. — Зелёные, с жёлтым отливом. Как у кошки, только горят сильнее. А вот всего его увидеть трудно. Блуждающий огонёк, он быстрый, прыгает с места на место. Не с моими ногами угнаться за ним. Но слышать его я хорошо слышу, когда он огонь раздувает, варит свой суп в котлах.