Так мы говорим, возвещаем, приговариваем, объявляем, извергаем из сана, приказываем и повелеваем, отлучаем, передаем и молим, поступая в этом и во всем остальном несравненно более мягким образом, нежели с полным основанием могли бы и должны были бы.
Сие провозглашаем мы, кардиналы генеральные инквизиторы, поименованные ниже.
Кард. Лодовико Мадруцци
Кард. Джулио Антонио Сансеверина
Кард. Пьетро Деза
Кард. Д[оменико] Пинелли
Кард. Джеронимо Аскулано
Кард. Лючио Сассо
Кард. Камилло Боргезе
Кард. П[омпео] Аригони
Кард. Роберто Беллармини
Оглашено и дано изложенное выше решение помянутыми выше кардиналами генеральными инквизиторами, заседающими в трибунале Рима и генеральной конгрегации святой римской и вселенской инквизиции на собрании кардиналов инквизиторов в Риме во дворце, где обычно пребывают указанные выше кардиналы, в доме кардинала Мардуцци, у церкви святой Агнесы в Агоне, в год от Рождества Христова 1600, в день месяца ферваля восьмой, причем указанный брат Джордано был предварительно приведен вчера и доставлен сюда одним из курьеров святейшего папы для заслушания вышеизложенного приговора.
В тот же день, согласно приказанию кардинало генеральных инквизиторов, брат Джордано был выведен из тюрьмы святой инквизиции и доставлен во дворец, где обычно пребывает вышеуказанный кардинал Мадруцци, пред лицо кардиналов. В его присутствии, чтобы он слышал, был зачитан и оглашен ясным и внятным голосом указанный приговор, по приказанию кардиналов, мною, нижеподписавшимся нотарием, причем двери дворца конгрегации оставались открытыми, в присутствии также отца Бенедикта Маннино, епископа Казерты, Пьетро Миллино из Рима, папского референдария, и брата Франческо Петрасанта из Рипальты, из ордена проповедников, прелатов и советников инквизиции, а также множества различных лиц, свидетелей происходящего.
Приговор о запрещении книг Джордано Бруно
После издания в 1596 г. указателя запрещенных книг, по повелению папы Климента VIII, святым престолом были запрещены и арестованы многие другие книги, содержащие мнения ложные, еретические, вводящие в заблуждение и соблазн, губящие добрые нравы и христианское благочестие. Эти книги могут исполнить некоторых людей воззрениями, не подобающими совести и враждебными верховной власти.
Ввиду этого мы, брат Джованни Мариа Бризигелли из ордена проповедников, магистр святого дворца, ординарный судья, по долгу порученной нам святой службой обязанности озаботились принять меры, чтобы в городе Риме не печатались, не продавались, не передавались из рук в руки и ни у кого не находились запрещенные и арестованные книги, перечисляемые ниже. К их чслу относятся….
Джордано Бруно Ноланца все книги и писания безусловно запрещены….
….. Повеление утверждено 7 августа 1603 г. и оглашено на Кампо ди Фьоре, а также в апостолической канцелярии, как подобает по обычаю, мною, Лаэрцио Чекетти, апостолическим курьером.
Обряд церковного проклятия Джордано Бруно
14 марта 1600 г. Епископу Сидониа уплачено:
за снятие сана с Чиприана Кручиферо - 2 скуди
за снятие сана с Джордано Бруно - 2 скуди
Передача Джордано Бруно в руки светской власти
для сожжения
8 февраля 1600 г.
В присутствии светлейших господ
Против брата Джордано Бруно Ноланца, отступника из ордена проповедников, нераскаянного и упорного еретика, вынесен приговор; он передан светской курии отца владыки губернатора, присутствовавшего на этой конгрегации.
Сообщение о предстоящем сожжении
Джордано Бруно
12 февраля 1600 г.
“Аввизи ди Рома”
Сегодня мы рассчитывали увидеть торжественнейшее выполнение правосудия. По неизвестным причинам оно не состоялось. Оно должно было совершиться над доминиканским монахом Ноланцем, упорнейшим еретиком, которому был вынесен приговор в среду во дворце кардинала Мадруцци, - как автору различных чудовищных мнений. Он защищал их упорнейшим образом и продолжает защищать, несмотря на то, что его ежеднево посещают богословы. Об этом брате сообщают, что он провел два года в Женеве, затем читал лекции в высшей школе в Тулузе и после того - в Лионе, а позже - в Англии; там, как сообщают, его взгляды не встретили одобрения, и поэтому он переехал в Нюрнберг, а оттуда прибыл в Италию, где и был схвачен. Говорят, что в Германии он много раз вступал в диспут с кардиналом Беллармином. В общем, этот презренный, если ему не поможет Бог, хочет умереть нераскаянным и быть сожженным живым.
Извещение о сожжении Джордано Бруно
19 февраля 1600 г.
“Аввизи ди Рома”
В четверг утром на Кампо ди Фьоре сожжен живым преступник брат доминиканец Ноланец, о котором уже было писано раньше; упорнейший еретик, создавший по своему произволу различные догматы против нашей веры и, в частности, против Святейшей Девы и святых, упорно желал умереть, оставаясь преступником, и говорил, что умирает мучеником и добровольно, и знает, что его душа вознесется вместе с дымом в рай. Но теперь он увидит, говорил ли правду.
19 февраля 1600 г.
“Риторни ди Рома”
Джордано Бруно (1548-1600)
РАССУЖДЕНИЕ НОЛАНЦА
О ГЕРОИЧЕСКОМ ЭНТУЗИАЗМЕ,
НАПИСАННОЕ ДЛЯ ВЫСОКОЗНАМЕНИТОГО
СИНЬОРА ФИЛИППА СИДНЕЯ
1585
Вступление
ВЕЛИКОДУШНЫЙ КАВАЛЕР
Поистине, только низкий, грубый и грязный ум может постоянно занимать себя и направлять свою любознательную мысль вокруг да около красоты женского тела. Боже милостивый! Могут ли глаза, наделенные чистым чувством видеть что-либо более презренное и недостойное, чем погруженный в раздумья, угнетенный, мучимый, опечаленный, меланхоличный человек, готовый стать то холодным, то горячим, то лихорадящим, то трепещущим, то бледным, то красным, то со смущенным лицом, то с решительными жестами, - человек, который тратит лучшее время и самые изысканные плоды своей жизни, очищая эликсир мозга, лишь на то, чтобы обдумывать, описывать и запечатлевать в публикуемых произведениях те беспрерывные муки, те тяжкие страдания, те размышления, те томительные мысли и горчайшие усилия, которые отдаются в тиранию недостойному, глупому, безумному и гадкому свинству?
Какая, - говорю я, - трагикомедия, какое действие, более достойное сострадания и смеха, может быть показано нам на этом театре мира, на этой сцене нашего сознания, чем те многочисленные, названные выше глубокомысленные, созерцательные, постоянные, крепкие и стойкие любители, возделыватели, обожатели и рабы дела, не стоящего веры, не обладающего никакой устойчивостью, не требующего никакого таланта, не имеющего никакой ценности, не заслуживающего никакой признательности и благодарности, - дела, в котором не больше чувства, ума и добра, чем в статуе или в образе, написанном на стене, - дела, где больше высокомерия, наглости, бесстыдства, надменности, ярости, презрения, фальши, похоти, жадности, неблагодарности и прочих пагубных преступлений, чем в состоянии чаша Пандора излить ядов и средств смерти, применительно к тому слишком длинному списку приемов, какой оказался в мозгу такого урода. Вот они, лежащие строчками на бумаге, отпечатанные в книгах, выставленные перед глазами и звучащие в ушах, - весь этот треск, гул и шум заглавий, девизов, изречений, писем, сонетов, эпиграмм, книг, болтливых описаний, чрезмерных потуг, затраченных жизней, -с воплями, доходящими до звезд, - с жалобами, вызывающими гул в пещерах ада, - со страданиями, изумляющими души живущих, со вздохами, изнуряющими и вызывающими жалость богов, и все это ради тех глаз, тех щек, той груди, той белизны кожи, того румянца щек, того язычка, тех зубов, тех губ, тех волос, того платья, той накидки, тех перчаток, тех башмачков, тех туфель, той скромности, той улыбочки, того негодования, того осиротевшего окошка, того закатившегося солнышка, того дверного молотка того отвращения, той грязи, той гробницы, того нужника, той падали, той лихорадки:, того крайнего позора и той ошибки природы, которые поверхностно, туманно, в бреду, во сне мы, как Цирцеи, воспеваем, служа продолжению рода, и которые нас обманывают, принимая облик красоты.
А ведь красота в одно и то же время приходит и уходит, рождается и умирает, цветет и гниет; и она в той же мере мало привлекательна снаружи, в какой действительно и постоянно внутри судна, лавки, таможни, рынка имеется свинств, отрав и ядов, какие в состоянии произвести наша мачеха природа. Заполучив семя, используемое ею, она часто заставляет оплачивать его грязью, раскаянием, грустью, слабостью, головной болью, угнетенностью и прочими, известными всем бедствиями, и в итоге горько мучит нас тем, чем мы сладко наслаждались.