Выше мы говорили, что храмовое пространство — это незримое местоприсутствие Бога. Это состояние не распространяется на те предметы, которые составляют убранство Храма и участвуют в обряде жертвоприношения. Они не обладали той сакральностью, которая позволяла бы каждому, отдельно взятому, предмету сохранять себя и свою сакральность в другой обстановке. И народ постоянно стекался к Храму, словно следил за святостью своих предметов и вещей, словно сам наполнялся этой святостью. Вероятно, в этом интересе и надо искать источник первого паломничества к Храму[88]. Об этом явлении религиозной жизни Израиля постоянно находим заметки в ТаНаХе. Пророк Иеремия отправляется в Иерусалим и начинает говорить перед народом у ворот Храма[89]. Но что совершенно верно, так это истоки уже христианского освящения крестиков и других культовых предметов. Можно предположить, что иудей, находясь вдалеке от Иерусалима, чувствовал и знал, что уровень сакральности минимален, но там находится он, мирянин, в интересах которого совершается в Храме ежедневно жертвоприношение.
Обряду жертвоприношения, обусловившему первую и важнейшую составляющую паломничества к Храму, были посвящены храмовый культ и институт иудейского жречества как таковой. Таким образом, особенность иудейского обряда жертвоприношения стала причиной возникновения паломничества к Храму как феномена в религиозном сознании и на века определила место паломничества в дальнейшей храмовой литургической практике.
При обряде проступает вторая цель паломничества: повысить сакральный статус жертвователя. Именно благодаря силе, которая скапливалась в жертве в результате посвящения, жертвователь приобретал желаемое качество. Это только усиливало необходимость присутствия каждого в церемонии жертвоприношения.
Предметы, так же как и люди, могут иметь уровень святости. Возникает необходимость в жертвоприношениях и такого типа. В приношении плодов земли Богу в Храме усматривается еще один аспект паломничества. Приносимая часть урожая снимает запрет на употребление со всей оставшейся (т.е. ликвидирует в ней божественное). Посвящение первин таким образом очищает весь урожай. Это происходило, например, при приношении первых плодов в Иерусалим, когда все жители сначала ближайшей округи, а затем и дальних мест, приносили свои корзины[90]. Согласно Гемаре, процессия была литургически очень значимо и красочно обставлена. Во главе процессии шествовал флейтист. Навстречу идущим выходили коганим (священники). В городе при прохождении торжественного кортежа все вставали, воздавали почести священным предметам. За флейтистом шел бык с позолоченными рогами, увенчанными оливковыми ветвями. Этого быка, который вез повозку с дарами, позже приносили в жертву. Дойдя до Священной горы, каждый, даже «сам, царь, Агриппа», брал свою корзину, поднимался на паперть. Голубей каждый приносил в жертву, а плоды передавали священнику.
Пасхальные жертвоприношения не только продолжают развитие храмовой литургической практики, но и усиливают значение паломничества, включая его в процесс как совершенно необходимый элемент. Подношение пасхальной жертвы и приношение ее к Храму имеет историческое выражение и связано с религиозной реформой царя Иудеи Хизкии (Езекии)[91]. Согласно реформе, теперь, прежде чем совершить заклание жертвенного агнца, его нужно принести в Храм. Священник брал на себя те функции, которые прежде были возложены на главу каждого семейства.
Священное содержание пасхальной жертвы было в ее обратном возвращении Богом жертвователю, тем самым заново кровно подтверждается завет с каждым в отдельности и народом в целом. В этом случае в пасхальном паломничестве и следующей за ним пасхальной трапезе происходило сакральное единение Израиля. Храм в таком значении усиливал присутствие божественного в жертве. Бог, снизошедший до жертвы, соединил свою природу с природой жертвы[92]. Таким образом, можно заметить, что паломничество исторически сложилось как вид храмовой культовой практики.
Паломничество в иудейском монотеизме как ритуальное путешествие к Храму практически не описано Священным Писанием. Паломничество сделалось необходимой нормой религиозной жизни за счет отношения самих верующих. Религиозное сознание воспитало своеобразную норму бытия религиозного человека — не существует Храма без Пути к нему. Человек, идущий к Храму, начнет свой новый Путь к Богу уже в Храме.
Вся история паломничества к Иерусалимскому Храму иллюстрирует статус ритуальной необходимости, лежащей на нем. Обязательное паломничество было возведено в такой высокий ранг в силу всеобщей убежденности в том, что только в Храме располагалось местопребывание Бога. Само приближение к Иерусалиму означало приближение к Богу и вступление в Его чертоги. В этом отношении чувствуется мотив неуспокоения в поисках места Храма — и Ковчега Завета. Личное «неуспокоение» можно услышать в словах Давида: «Не войду в шатер дома моего… доколе не найду место Господу»[93]. Такое личное отношение потребовалось со временем регламентировать и свести до обязательного трехразового поклонения.