Из размышлений о двояком теле Христа Гиберт делает следующий, как ему представлялось, логичный вывод о том, что точнее было бы рассматривать проблему последовательных состояний божественного тела. Вначале оно было получено от Богоматери, затем оно фигурально присутствует в таинстве, а в итоге находится на небесах. «Итак, Бог имеет три тела. Тело, зачатое Богоматерью, является первоначальным, вторым оно фигурально является в хлебе и чаше, третьим оно, неподвластное страстям и во славе, пребывает справа от Отца; если этот вывод кто-то оспорит, утверждая, что то же самое тело, рожденное Девой и распятое, нетленным отошло к Отцу, он заблуждается»[180].
Гиберту кажется очевидным, что божественная сущность Бога-Сына не претерпела смерти, так что никаких своих телесных останков Христос на земле не оставил. Он пишет о том, что и зуб, и фрагмент плоти Спасителя следует считать «не реликвиями, а богохульствами».
Третья книга трактата «О залогах святых» озаглавлена «Против братьев из монастыря Св. Медарда, утверждающих, что имеют зуб Спасителя». В ней рассматриваются заблуждения при почитании Бога и святых, связанные с легковерием. Легковерные представления следует подвергать контролю разума, позволяющего достичь просвещенного понимания святости («…cultura sanctifitatis, in quo tamen mentis intentio a iustae credulitatis aequitate diducitur…»[181]). Суассонские монахи уверены в том, что в их храме при Людовике Благочестивом произошло чудо: явился ангел и положил под алтарь зуб Спасителя. Их реликвия, как им представляется, служит основанием для надежды на спасение и всеобщее воскрешение. Однако, возражает критик, воскрешения Христа без зуба произойти не могло, в сцене Преображения Он явился ученикам без изъяна, иначе Он не воссел бы на небесах вместе с Духом Святым. Ведь Господь воскресил Спасителя целиком, как будет и с людьми, которых не придется собирать по частям. Если же монахи будут настаивать на почитании своей реликвии, они тем самым будут сеять богохульства. Поскольку они обратились к аббату Ножанскому за разъяснениями, он отвечает, что чуда с ангелом не признает, а, если они будут настаивать, он вынужден будет считать их в таком случае не католиками, а еретиками.
Аббат упрекает монахов в недостаточном доверии к обещаниям Бога, в незнании Писания и непонимании различий между совершенным телом Христа и своей бренной плотью.
Автор трактата не обходит молчанием и деликатной проблемы о реликвиях, связанных с детством Христа, таких как молочные зубы, детские волосы и молоко Богородицы. Он указывает, что согласно Писанию, Мария этих вещей сына не берегла, в ее окружении никто не собирал принадлежностей божественного младенца, да и вообще от тех иудейских времен христиане почти не унаследовали материальных предметов религии. Кроме того, молоко Богородицы, которое демонстрируют в городе Лодене в хрустальном сосуде, за прошедшие столетия не могло не скиснуть. Помимо этих фальшивок в тексте упоминаются случаи с разоблачениями разных удивительных предметов, которые паломники привозят как реликвии мучеников. В заключении к третьей книге трактата «О залогах святых» пропаганда клиром реликвий из земной жизни Христа наряду с останками мучеников квалифицируется как единое нечестивое, «профанное» дело. «Именно так они стяжают прибыль от святынь, либо разнося их вокруг, либо показывая кости, потому и творят кощунство, раздробляют святыни, когда вы захотите, и потакают алчности»[182].
Порицая людей, которые не умеют думать о вере и источником набожности считают материальные свидетельства жизни Спасителя, Гиберт Ножанский убеждает читателей обратиться к собственной душе. Там, а не в материальных вещах, укрепляется доверие к Богу. Он пишет, что христианская истина сосредоточена в божественном Слове и оттуда непосредственно воздействует на душу человека. Раскрытию догматов и религиозных чувств, которые регулируют жизнь христианина без опоры на поклонение предметам внешнего мира, посвящена четвертая книга трактата «О залогах святых», озаглавленная «О внутреннем мире». В ней доказывается, что в Библии ряд предметов и образов материального мира не являются объектами религиозного почитания, но иллюстрируют духовные истины. К просвещенному клиру и мирянам обращен призыв надеяться на спасение благодаря разумной, культивированной вере. Употребляемое автором словосочетание при обозначении веры, чуждой поклонению материальным останкам святых,— «sola fide» — для некоторых исследователей показательно как определённое предчувствие о знаменитом девизе Мартина Лютера[183].
183